– Колин Пауэлл говорил мне, – сообщил генерал, – что государственный департамент придерживается еще более жесткой позиции. Они намерены требовать безоговорочной капитуляции.

– Да уж, эти могут потребовать и не такого, – пробормотал американский посол.

– Поэтому я ответил, – продолжал генерал, – что им прежде не мешало бы проконсультироваться с арабистами.

– В самом деле? – удивился посол Великобритании. – И почему же?

Оба посла были профессиональными дипломатами и долгие годы проработали на Среднем Востоке. Оба и были арабистами.

– Видите ли, – ответил генерал, – арабы никогда не примут такого ультиматума. Они скорее умрут.

На минуту воцарилось молчание. Послы старались найти на лице генерала хотя бы намек на иронию.

Барбер и Лэнг почти не принимали участия в этом разговоре, но и у того и у другого промелькнула одна и та же мысль: вы совершенно правы, дорогой мой генерал, в этом-то все и дело.

– Ты выехал из дома русского.

Офицер контрразведки не спрашивал, а констатировал факт. Его гражданская одежда не могла скрыть военной выправки.

– Да, бей.

– Документы.

Мартин порылся в карманах, вытащил удостоверение личности и замасленное письмо, выданное ему когда-то первым секретарем посольства Куликовым. Офицер тщательно проверил удостоверение, бросив взгляд на Мартина, сравнил фотографию с оригиналом, потом прочел письмо.

Израильские мастера знали свое дело. С фотографии сквозь запачканный пластик на офицера бесхитростно смотрел небритый Махмуд Аль-Хоури.

– Обыскать, – приказал офицер.

Другой, тоже в гражданском, провел руками по одежде Мартина, потом покачал головой. Оружия у этого феллаха нет.

– Карманы.

В карманах оказались несколько мелких банкнот, монеты, перочинный нож, цветные мелки и пластиковый пакетик. Офицер взял пакетик.

– Это что?

– Это выбросил неверный. Я его подобрал для табака.

– В нем нет табака.

– Нет, бей, табак кончился. Я надеялся купить пару щепоток на базаре.

– Не называй меня «беем». Бей ушли вместе с турками. Откуда ты взялся?

Мартин подробно рассказал о крохотной деревушке далеко на севере страны.

– Там мою деревню все знают, потому что у нас самые сладкие дыни, – охотно объяснял Мартин.

– Заткнись. Будь ты проклят вместе со своими дынями, – прорычал офицер, подозревая, что его солдаты с трудом удерживаются от смеха.

В конце улицы показался большой лимузин. Он остановился метрах в двухстах от задержавших Мартина солдат. Тот, что обыскивал Мартина, толкнул локтем начальника и кивнул в сторону подъехавшего автомобиля. Старший офицер повернулся и бросил:

– Ждите меня здесь.

Он подошел к лимузину и почтительно наклонился к полуоткрытому заднему окошку.

– Кого задержали? – спросил Хассан Рахмани.

– Садовника, господин бригадир. Он ухаживает за розами и садом на вилле, покупает продукты, занимается другими мелкими делами.

– Умен?

– Нет, совсем простофиля. Крестьянин с севера, из какой-то деревни, где выращивают дыни.

Рахмани задумался. Если простофилю арестовать, то русские удивятся, почему их работник не вернулся. Это их насторожит. Рахмани надеялся, что советский план мирного урегулирования провалится и тогда он добьется разрешения на обыск виллы. С другой стороны, если этого олуха отпустить, он вернется на виллу и расскажет, что его задержали, тогда его хозяева тоже заподозрят неладное. По своему опыту Рахмани знал, что любой бедный иракец хорошо понимает только один язык. Он достал бумажник и отсчитал сто динаров.

– Отдайте ему эти деньги. Скажите, чтобы спокойно ехал за покупками и возвращался, а на вилле присмотрелся бы, нет ли там кого-то с большим серебристым зонтиком. Если он будет держать язык за зубами, а завтра расскажет нам обо всем, что видел, он будет вознагражден. Если же сообщит о нас русским, то я его отдам в Амн-аль-Амм.

– Слушаюсь, бригадир.

Офицер взял деньги, вернулся и подробно проинструктировал садовника, что тому нужно и что не нужно делать. Садовник озадаченно моргал.

– Зонтик, сайиди?

– Да, большой зонтик, скорее всего серебристый, но он может быть и черный. И обязательно перевернутый. Видел такой?

– Нет, сайиди, – посетовал садовник, – как только собирается дождь, они все бегут под крышу.

– Великий Аллах, помоги мне, – пробормотал офицер. – Этот зонтик не от дождя, он для того, чтобы посылать сообщения.

– Зонтик, который посылает сообщения, – медленно повторил садовник. – Я посмотрю, сайиди.

– Катись своей дорогой, – отчаявшись, крикнул офицер. – И держи язык за зубами, никому ни слова о том, что ты здесь видел.

Мартин нажал на педали и покатил дальше, проехав совсем рядом с лимузином. Рахмани опустил голову; главе контрразведки республики Ирак не следует показываться каждому феллаху.

В семь часов вечера Мартин обнаружил меловую отметку, а в девять извлек из тайника донесение Иерихона. Он прочел его, пристроившись у освещенного окна кафе. Света было маловато, потому что город давно лишился электроэнергии и кафе освещалось керосиновой лампой. Даже в полумраке Мартин сразу понял суть сообщения, тихонько присвистнул, несколько раз сложил тонкий листок и спрятал его в резинке трусов.

Теперь о возвращении на виллу не могло быть и речи. Передатчик был «засвечен», и выход в эфир грозил катастрофой. Мартин заглянул было на автобусную станцию, но там расположились армейские патрули и солдаты Амн-аль-Амма, вылавливавшие дезертиров.

Тогда Мартин отправился на овощной базар в Касру и там отыскал водителя грузовика, отправлявшегося на запад от Багдада. Водитель ехал лишь на несколько миль дальше озера Хаббаниях, и двадцать динаров оказались весомым аргументом, чтобы он взял пассажира. В те дни многие водители предпочитали ездить по ночам, наивно веря, что в темноте американские летчики не увидят их со своих самолетов. Им и в голову не приходило, что ни днем, ни ночью потрепанные грузовики с фруктами и овощами не очень интересовали генерала Чака Хорнера.

Как бы то ни было, ночь Мартин провел в пути. Оставалось только удивляться, как водитель ориентировался при свете фар силой не больше одной свечи, но к рассвету он высадил Мартина на шоссе в нескольких километрах к западу от озера Хаббаниях. Здесь грузовик поворачивал в сторону богатых ферм, которыми славились долины верхнего Евфрата.

Дважды их останавливал дорожный патруль. Каждый раз Мартин показывал удостоверение личности и письмо русского дипломата и жаловался, что он честно работал садовником у неверного, но теперь тот собрался домой и уволил его: Мартин долго объяснял, как плохо с ним там обращались, пока солдаты не приказывали ему заткнуться и поскорей убираться.