Когда сухопутные силы высадились на берегу, Королевская морская пехота и бойцы Парашютного полка полностью оправдали возлагавшиеся на них надежды и даже превзошли себя. Война доказала, что с обучением и подготовкой у британских военных все обстоит нормально, подчеркнув лишний раз важность наличия элитной пехоты, тренированной и экипированной для выполнения самой трудной работы на поле боя. По оценке Пентагона, сделанной до окончания войны: «Действия британцев полностью доказывают верность концепции профессиональной армии без использования призывников и укомплектованной офицерской элитой. Они также оправдывают создание специализированного корпуса высочайшим образом выученных и готовых к мгновенному развертыванию частей». Применявшееся на поле боя оружие и снаряжение действовало хорошо, за исключением установок «Блоупайп» и РЛС засечки стреляющих минометов «Симбелайн». Королевская артиллерия и Королевские инженерные войска оказали неоценимую поддержку пехоте — и в самом деле, в большинстве боев вклад артиллеристов сыграл решающую роль. Изрядная часть проблем кампании произрастала от частой нехватки то одного, то другого. Сухопутные силы воевали, постоянно имея в распоряжении лишь скудные ресурсы. Учения в мирное время не позволяют оценить работу служб тыла армии с такой же точностью, как тактику. Организация и поддержка сухопутных сил отставала от боевой составляющей, хотя говорить так вовсе не означает стараться очернить тысячи людей, денно и нощно трудившихся на ниве снабжения.

Как говорил позднее один из высокопоставленных офицеров, война показала: «Если мы опирались на не раз проверенные и всецело опробованные приемы, такой подход себя оправдывал, импровизации же оказывались менее успешными». Связь и сотрудничество штабов в операции, проводимой силами различных родов войск, оставляли желать много лучшего. С самого начала 5-я бригада стала жертвой «импровизов». Катастрофа на «Сэре Галахаде» представляется скорее закономерной, чем исключительной — на южном фланге вполне могло произойти и нечто похуже. Многие в сухопутных силах считают опыт Фолклендов мало ободряющим в свете возможного участия страны в войне на северо-западе Европы, где британские планы в изрядной мере строятся на способности перебрасывать на континент подкрепления из Британии. Звездами кампании на суше по праву считаются бойцы 3-й бригады коммандос, досконально обученные и возглавляемые офицерами с огромным опытом совместного сотрудничества. Глядя из настоящего, трудно найти некий момент, который бригаде следовало бы переиграть, случись операции повториться, если не считать, возможно, одного аспекта — брать поменьше багажа и побольше огневых средств.

Наступление на Гуз-Грин говорит о поспешности действий и недооценке противника теми, кто готовил операцию. Успех ее целиком зависел от великолепных солдатских качеств, продемонстрированных бойцами 2-го батальона Парашютного полка. Наряду с захватом Южной Георгии, сражение служит очередным примером ведения кампании «с заднего сиденья» — из Лондона. Политики и начальники штабов родов войск, крайне перепуганные потерями при Сан-Карлосе, требовали от сухопутных сил немедленных действий по политическим, а также по военным соображениям. Теперь, после того как событие ушло в прошлое, став свершившимся фактом, соображения руководства и его решения, возможно, и заслуживают оправдания. Однако данный эпизод служит классическим примером демонстрации того, какой риск и какие сложности могут возникнуть, когда над действиями военных в ходе операции довлеют сиюминутные политические выгоды. Командование и управление войсками на всем протяжении войны превосходным не назовешь. Несмотря на чудеса современных технологий в плане связи, между обоими командирами — морским и сухопутным — и между родами войск отмечались значительные моменты непонимания, как и сбои в средствах коммуникаций. Имеется масса простора для улучшений и усовершенствований на данном поле военной деятельности, хотя, если посмотреть с другой стороны, — сравнивать с тем, как было раньше, до отработки приемов взаимодействия между родами войск во время Второй мировой войны, — то получается, будто связь работала удивительно четко.

Генерал-майор Джереми Мур показал себя как хороший командир на переднем крае, он постоянно посещал части, подбадривал офицеров, никогда не показывал никому замешательства или нервозности. Однако он прибыл к полю боя, когда самые трудные дни остались позади, а наиболее сложные решения уже были приняты, и дивизионный штаб его с большим трудом сумел взять в свои руки бразды правления боевыми действиями на столь позднем этапе, поскольку сам едва успел начать работать как единое целое. Возможно, стоило бы считать стратегической ошибкой открытие южного направления наступления силами 5-й бригады, создавшее серьезную нагрузку на и без того ограниченные транспортные средства, вместо превращения батальонов бригадира Уилсона просто-напросто в резерв для 3-й бригады коммандос. Самый тяжелый груз ведения войны на суше выпал на долю бригадира Джулиана Томпсона и на штаб его бригады, и достижения этих офицеров трудно переоценить. Томпсон на протяжении долгих недель находился в море, не располагая четкими указаниями и постоянно сталкиваясь с диктатом политических соображений и военными вопросами межведомственного уровня, каковые являлись в самом деле очень трудными и наверняка оказались бы неподъемными для многих офицеров его ранга. Оказавшись на берегу и получив возможность осуществлять командование бригадой, комбриг тут же очутился в своей среде. «Бригадир просто великолепен — такой прямой и мудрый», — Писал домой один из находившихся в его подчинении командиров. Всей стране, а не одной лишь 3-й бригаде коммандос повезло иметь у себя такого человека как Томпсон.

Тренировки в Норвегии — историческая случайность, превратившая военнослужащих Королевской морской пехоты в специалистов в области ведения войны в арктических условиях, — изрядной мере послужили на пользу достижения решительной победы на Фолклендах. В то время как аргентинские призывники, по большей части привезенные в этот уголок из сухих и теплых северных регионов страны, очень страдали в условиях чуждого им ландшафта, британские морские пехотинцы могли похвастаться соответствующим обучением и подготовкой, равно как подходящим снаряжением, помогавшими им действовать с наибольшей отдачей и результативностью. Они одержали победу в сухопутной кампании сравнительно малой ценой и, насколько позволяли имевшиеся в наличии ресурсы, весьма быстро. По всей вероятности, у аргентинцев отсутствовали шансы нанести им поражение в любой момент наземной операции, однако менее компетентное британское соединение рисковало застрять в катастрофическом военном тупике среди гор. С момента создания и обеспечения британцами берегового плацдарма такой итог представлялся правительству в Буэнос-Айресе пределом мечтаний. Было бы ошибкой заявлять, будто даже в Гуз-Грине или на горе Лонгдон противник оказывал сопротивление, равное тому, какого следовало ожидать от более мотивированных и лучше подготовленных европейских войск. Хотя, по меркам ограниченных конфликтов, боевые потери парашютистов довольно серьезны, они считались бы незначительными, если бы некая такая акция проводилась на северо-западе Европы в 1944 г. Основными врагами британских войск оказались аргентинские ВВС, сложности с обеспечением снабжением и погода.

Кампания на Фолклендских островах велась обеими сторонами с весьма примечательной порядочностью. Случались скверные инциденты как та же стрельба по беспомощным экипажам «Газелей» в воде залива Сан-Карлос и убийство в Гуз-Грине лейтенанта Барри, вышедшего вперед с белым флагом в руке, однако поступки эти, по всей видимости, представляют собой несанкционированные командирами действия необразованных солдат. Верховное командование Аргентины, как есть все основания считать, стремилось вести войну в соответствии с собственными понятиями о чести. И не стоит подвергать сомнению благородство противника из-за обнаружения в Гуз-Грине запасов напалма, ведь и британцы применяли не менее чудовищные по воздействию фосфорные боеприпасы. Солдаты Мура старались обращаться с пленными, так сказать, в белых перчатках, и отправили на родину всех аргентинцев без серьезных попыток допрашивать их как в ходе войны, так и после нее. В результате такой тенденции многие вопросы в отношении причин того, а не иного поведения неприятеля так и повисли в воздухе.