И все же, пусть генерал Менендес и не мог одолеть британское оперативное соединение, создать ему серьезные осложнения было, безусловно, в его силах даже с имевшимся в распоряжении человеческим материалом. Однако его решение ограничиться обороной статичных позиций обрекало аргентинцев на неизбежное поражение. В битве за горы вокруг Порт-Стэнли присутствовало нечто ритуальное. Предсказать ее результат не представлялось сложным, однако Менендес видел в вопросах чести, или попросту в гоноре и «мачизме» императив, требовавший от него дать бой врагу перед капитуляцией. Весьма примечателен факт почти полного отсутствия попыток задействовать наличествовавшие у него под рукой самолеты-штурмовики «Пукара», которых весьма опасались британцы. Сколько бы ни ругали британский ПЗРК «Блоупайп», он показал свою действенность против одного из видов угрозы с воздуха, зарекомендовав себя уже на ранней стадии операции как вполне эффективное средство противодействия «Пукарам», вследствие чего аргентинцы никогда не прибегали к сколько-нибудь значительному применению самолетов данного типа после захвата горы Кент.

Похоже, правительство в Буэнос-Айресе пребывало в этаких фантастических иллюзиях в отношении военной обстановки на островах до самого печального конца. Когда 14 июня Менендес сказал генералу Галтьери, что попытка дать бой британцам в Порт-Стэнли выльется «в тотальную резню», Галтьери ответил: «Слушайте, генерал, берите все оставшиеся силы и переходите в контратаку». Принятое Менендесом решение проигнорировать указания Буэнос-Айреса и капитулировать стало его самым благоразумным, смелым и мужественным поступком на всем протяжении войны. Не прошло и месяца, как он и все высокопоставленные командиры, вместе с Коста Мендесом и поголовно членами хунты подали в отставку или были отрешены от должностей и постов насильно. Аргентина вновь вернулась к хаосу и неопределенности.

Война Уайтхолла

Спор из-за Фолклендских островов никак не грозил перерасти в военные действия. Получилось так в результате ряда ошибок в расчетах, допущенных обеими сторонами: британцы не верили в готовность Аргентины взяться за оружие и силой предъявить претензии на острова, тогда как аргентинцы пребывали в уверенности, что Британия не станет доводить дело до войны ради их возвращения. Недовольство положением спорной территории тихо кипело на протяжении полутора столетий. В 1964 г. Аргентина попыталась вынести проблему на обсуждение Организации Объединенных Наций, каковая передала ее обратно самим сторонам для урегулирования, никак не решив главного вопроса, — момента самоопределения. Затем британские и аргентинские делегаты-переговорщики вступили в семнадцатилетний цикл споров и дискуссий под предлогом стремления к хотя бы частичной реализации претензий Аргентины. Никто не считал, что в интересах жителей Фолклендских островов оставаться в состоянии неизбывного антагонизма с ближайшим к ним государством на материке. Острова эти никак не поставить в один ряд с Тайванем или даже Гибралтаром.

Лорд Чалфонт, Тед Роулендс, Николас Ридли и Ричард Люс избрали определенную политику и вели борьбу за достижение в конечном счете некоего статуса, соответствовавшего бы принципу «обратной аренды». Такой вариант урегулирования являлся бы признанием прав Аргентины на вожделенный суверенитет над островами, но одновременно в данном случае сохранялся неприкосновенным уклад жизни населения островов. Аргентинцы не стремились к колонизации Фолклендских островов. Британии не хотелось отстаивать свой суверенитет силой оружия. Как заметил Перес де Куэльяр после крушения его мирной инициативы в мае 1982 г.: «Для разрешения такого рода проблемы понадобилось бы десять минут, при условии желания обеих сторон».

Компромиссного соглашения не удалось достигнуть, потому что британское Министерство иностранных дел продемонстрировало большую компетентность в деле ведения переговоров с правительствами других стран, нежели со своим собственным руководством. Политики в сменявших друг друга правящих кабинетах считали компромисс излишне высокой политической ценой и не хотели платить ее. Американские дипломаты уверены в том, что суть их функций в лоббировании политиков в «продаже» считающегося желательным или неизбежным политического курса тем, кто сможет воплощать таковые замыслы в жизнь. В Британии же Министерство иностранных дел существовало в своем отдельном мире. Дипломаты не сумели мобилизовать спектр политических вариантов для достижения компромисса по Фолклендским островам. Министры, в сферу ответственности которых, как казалось, входило достижение решения в данном вопросе, исполняли свои обязанности на посту слишком короткое время или просто не питали интереса к теме. Министерство иностранных дел отвергло попытки сотрудничества Комитета Фолклендских островов Уильяма Хантера Кристи, который в 1975 г. писал Робину Эдмондсу, предлагая действовать совместно, налаживая контакты, сходные с взаимоотношениями института Мальвинских островов и аргентинским Министерством иностранных дел. Оставаясь «свободным атомом», эта маленькая группировка сумела поднять внушительную «волну» на задних скамьях и в конечном счете обрушить здание, возводимое Министерством иностранных дел.

Излишне говорить, что политикам следовало бы четко и ясно определить роль дипломатии. Внешнеполитическая структура рассматривает себя как хранителя последовательности в политике, а такое звание подразумевает определенную меру ответственности за выработку политической поддержки. Принимая во внимание отсутствие такого рода подпорки, остается только удивляться, как целому ряду сменявших друг друга должностных лиц в Министерстве иностранных дел — Дэйвиду Скотту, Майклу Хадоу, Робину Эдмондсу, Хью Карлессу, Энтони Уильямсу, Джону Юру — удавалось поддерживать переговоры в рабочем состоянии. Просматриваются три возможности — 1968, 1977 и 1981 гг., — когда британское правительство могло бы приостановить переговоры на основании возникновения непреодолимого препятствия в деле достижения урегулирования в образе главенства принципа самоопределения народов. И все же вполне оправданная озабоченность Министерства иностранных дел в отношении британских интересов в Латинской Америке заставляла Лондон продолжать процесс. Уязвимость данной схемы действий состояла в том, что политическая стратегия вечно расходилась с дипломатической, а не дополняла последнюю. Дипломатия без политики в конечном счете бесплодна.

К 1981 г. неподконтрольные Министерству иностранных дел процессы самым драматическим образом снизили убедительность интереса Британии в сохранении за собой Фолклендских островов — отправка под сукно доклада Шэклтона, решение по отзыву «Эндьюранса», предоставление жителям территории британского гражданства второй степени. Британские дипломаты не учли возможного воздействия таких шагов на Буэнос-Айрес, ерзавший на зыбучих песках непрочной аргентинской политики. С июня 1981 г. и до самого преддверия вторжения на острова Министерство иностранных дел и Объединенный комитет разведывательных служб в секретариате кабинета министров позволяли себе пребывать в заблуждениях относительно возможных действий Аргентины, полагая, что та осмелится на радикальный шаг только после трех фаз «ступенчатой эскалации». Именно заблуждения вынудили их с пренебрежением отнестись к возможной отправке в плавание подлодок 5 марта, сбрасывать со счетов очевидный рост напряженности и усилившиеся в Буэнос-Айресе слухи о вот-вот грозящем вторжении, совершить подчеркнуто провокационный шаг выводом «Эндьюранса» из Порт-Стэнли 20 марта и даже не поверить в истинные намерения флота адмирала Анайи, когда тот уже следовал в направлении Фолклендских островов. Оценки ситуации ОКРС, попадавшие на столы министрам, отличались благодушием и сбивали с толку. Неминуемо бросающейся в глаза причудливой особенностью британского образа мысли служит тот факт, что лица, ответственные за ошибочные анализы, упрочили свое положение за счет Фолклендской войны и — как ни поразительно — облагодетельствованы целой чередой оправдательных моментов в докладе комитета Фрэнкса (см. приложение «D»), тогда как лорд Каррингтон и Ричард Люс остались одни в этакой политической пустыне. С момента отправки в дальний поход оперативного соединения фокус британской дипломатии радикально сузился, а Министерство иностранных дел очутилось под огнем со стороны политиков и СМИ. Некоторые дипломаты убеждены, что предсказать аргентинское вторжение или избежать его являлось делом невозможным, но даже и в катастрофическом положении оставался шанс достигнуть продолжительных договоренностей. Ведь и премьер-министр в определенный момент соглашалась вести переговоры в отношении суверенитета. По мере того как в спор вступали все новые легионы посредников, в Министерстве иностранных дел начинала теплиться надежда сбросить бремя Фолклендских островов с плеч Британии и передать вопрос в ведение международных структур. И все же к концу апреля Пим, Акленд и Паллизер в Лондоне, а также Парсонз и Хендерсон в США очутились перед лицом непреодолимого вызова дипломатии — перед обязанностью найти средства отвратить войну. уже прочно вставленную в повестку дня политиков и военных. В данном случае те же политические силы в Британии и Буэнос-Айресе, которые на протяжении семнадцати лет препятствовали достижению дипломатического урегулирования, подняли ставки на недосягаемую высоту, не оставлявшую ни одной из сторон шанса пойти на попятный. Когда игра закончилась, победные достижения Британии оказались столь высоки, что она была готова отказаться от долгосрочной дипломатической политики по Фолклендским островам. С появлением 4 ноября 1982 г. новой резолюции ООН, содержавшей просьбу о возобновлении переговоров, противниками Британии, проголосовавшими против нее, оказались девяносто стран, в том числе и Соединенные Штаты. Она выиграла войну, но пока не победила в споре. Фолклендские острова попросту превратились в дорогостоящую крепость.