листвой, среди собратьев в этом крохотном парке у площади перед нашим кланхоллом.

— Не слишком удачный выбор личины, Аньрулл — произнес я вполголоса, убедившись, что никого нет поблизости.

Сквозь лицо Грима проявился и снова исчез как акула в глубине ужасный безглазый череп темного бога. Ухмыльнувшись, Грим оттолкнулся плечом от дерева и выпрямился. Дуб с огромным облегчением застонал. Аньрулл почти убил его своим касанием — и, кажется, даже не заметил этого. Что ему один какой–то росток? Тлен…

— А мне нравится Грим — сказал Аньрулл, шагнув ко мне — Прирожденный разрушитель. Как тебе небо над любимым городом, Росгард?

— Нравится — кивнул я, глянув вверх и убедившись, что по–прежнему не вижу ни одной грозной рубиновой линии сулящей беду.

— Я всегда держу слово. Но время идет…

— Ты знал Грима? — задал я бессмысленный вопрос, заранее зная ответ.

По легенде Аньрулл спал долгие столетия на дне морском. Он не мог знать спятившего оборотня.

— Не при жизни — удивил меня ответом Аньрулл — Но в граде моем посмертном он теперь живет.

— Аньгора.

— Она самая. Аньгора. Праздник смерти.

— И ты ее хозяин — предположил я — И можешь туда… э–э–э… ходить… или летать…

А ведь это супер — я стремлюсь в Аньгору, а передо мной стоит тот, кто вполне может стать проводником!

— Мог… — получил я еще один неожиданный ответ, рычащий, недовольный, вынужденный, злой.

— Мог…

— Дорога закрыта для меня. И забыта… вспомнить не могу — еще одно удивительное признание бога.

М-да… я знал, что глупо было надеяться на внезапную удачу. Так просто Аньгора нам не откроется. Придется Орбиту с важной гномой и дальше надеяться только на себя. Надо ей отправить письмо, кстати. Успокоить, сообщить, что ее разлюбезной Орбит Хрустилиано совсем скоро вернется и продолжит изыскания.

— Но Грим и его облик — произнес я вслух.

— Я все еще могу явиться в Аньгору. Бестелесным духом. И ненадолго.

Да сегодня просто праздник ответов — прямых и быстрых. Аньрулл мне начинает нравиться — в отличии от многих других божеств он не пытается плести странную словесную паутину без нужды. Он, несмотря на свою кошмарную истинную внешность монструозного скелета, все больше казался мне похожим на бизнесмена. Именно на бизнесмена. Умного, проницательного, прагматичного, энергичного и умеющего делать деловые предложения. Чистое небо у меня над головой отчетливо об этом заявляло.

— Ты любишь спрашивать, но не любишь отвечать, Росгард — нахмурился Грим.

— Редко удается побеседовать с богом — пожал я плечами — И еще реже узнать что–то интересное.

— О да — широко–широко, неестественно широко, улыбнулся Грим — Я уже насмотрелся на эти отвратительные церемонии и смутные силуэты являющиеся в завесе дыма и мишуры. Нынешние боги так жалки в своем стремлении преподнести свое явление верующим как можно пышнее и торжественнее. Они редко являются во плоти, предпочитая передавать свою волю через жрецов. Да и жрецы обленились — в свою очередь передавая приказы через младших жрецов. И в конечном счете к вошедшему в храм является молодой послушник и что–то там мямлит, пытаясь выглядеть значительным. Глупцы! Не понимают, что за мишурой и песнопениями прячутся лишь трусы! Храм должен быть тих и пуст!

— Просителей много — осторожно ответил я — Богов мало. Ко всем сразу не явишься.

— Возможно. Возможно. Времена уже нынче не те… мертвых стало меньше. Живых больше. И всем что–то надо… что ж, Росгард. Договор? Пожмем друг–другу руки?

Ко мне протянулась волосатая ручища Грима–Аньрулла. Я взглянул на нее так, будто на ладони сидел готовый ужалить скорпион.

— Моя дочь — будущая светлая богиня. И я ее люблю — произнес я тихо, но предельно отчетливо, выговаривая каждый слог.

— Ты правда думаешь, что тьма может стать полновластной госпожой этого мира? — склонил Грим голову набок — Ты веришь, что, когда тьма подшагнет к последнему оплоту света и пойдет на штурм ослабевших стен, в этот мир не явится вдруг некий могущественнейший светлый герой, внезапно способный устоять пред любым ударом тьмы, каким бы могучим он не был? Ты веришь в это, Росгард?

— Н-нет… — дернул я щекой, изо всех сил пытаясь не показать Аньруллу всю силу охватившего меня изумления.

Разрыв шаблона.

Мир треснул. И я кажись даже услышал треск расходящегося мироздания. Ну да. А почему нет? Раз целые материки движутся с крейсерской скоростью по океанам, то почему бы темному богу–умертвию не признать тот факт, что в цифровом мире онлайн игры никогда не бывать монополии для света или тьмы. Их борьба будет вечной. Это ясно каждому мало–мальски умному игроку. Нет смысла в окончательной победе света или тьмы. Не будет никогда повержена последняя цитадель зла. И никогда не будет сокрушен последний светлый храм. Но это нам, чужеземцам–игрокам понятно. Но чтобы это заявил темный бог… — игровое создание должное истово верить, что однажды наступит миг, когда поганый свет будет уничтожен раз и навсегда… то ли у меня крыша поехала, то ли Аньрулл какой–то… продвинутый бог.

— Ты мудр — склонил ставшую почти прозрачной голову Грим–Аньрулл — Ты мыслишь верно. Ни одной из сторон не победить никогда. Наша битва будет длиться вечно! Одни воины падут — но другие придут им на смену. Поэтому во мне нет ненависти к твоей светлой дочери, Росгард. Я смерть. Мне не надо ее низвергать. Рано или поздно она сама придет туда — сначала к Аньгоре, а затем дальше, к страшным дверям Тантариалла, а стало быть, и ко мне.

— Этого не будет! — отрезал я.

— Пусть так — развел руками бог — Я не угрожаю. Но она не такая как ты. Она не чужеземка, что пришла к нам из другого мира и способная умирать бесконечное число раз, лишь слабея, но снова опять набирая силы. Она не такая. Она юное божество с туманной все еще судьбой. И подумай вот о чем, Росгард. Коли уж случится страшное и ты не доглядишь. Коли дочь твоя Роска падет. И будет низвергнута в ад. Разве не хотел бы ты, чтобы ее встретил у адских ворот твой надежный друг? А может и сопроводил бы на всем пути? М? Порой и смерть может быть милосердной… и даже дружелюбной. А еще смерть может быть щедрой. Особенно к тому отцу, что был ей очень полезен.

Слово «дружелюбной» в его устах