Тон у него был безразличный. Нет. Скорее скучающий.

— Проспорил? Проиграл в карты? Или вложил по-глупому? Я знаю, что никакой «Интернэшнл аксесс» не существует, потому что ты больше года просидел дома, а выходил только затем, чтобы навестить Кармел или съездить к отцу. Но может, все дело в ней? Может, ты купил ей машину? Драгоценности? Дом?

Он вытаращил глаза.

— Ну конечно. Именно это я и сделал. Она ведь согласилась за меня выйти, а все потому, что я сорил деньгами, не считая.

— Я не шучу, — сказала Маргарет. — Ты лгал мне о том, что просил у отца денег, ты лгал о Кармел и ее связи с твоим отцом, ты ввел меня в заблуждение, заставив считать, будто у тебя и женщины, которая согласилась стать твоей женой, были «разные цели»… Был ли случай, когда ты мне не лгал?

Он бросил на нее взгляд.

— Какая разница?

— Что значит — какая разница?

— Какая разница, лгал я тебе или нет. Ты все равно видишь только то, что хочешь видеть. А я облегчаю тебе задачу.

Он обогнал мини-фургон, который загораживал им дорогу. Обгоняя, он непрерывно жал на клаксон и вернулся на свою полосу, когда от встречного автобуса их, как ей показалось, отделяли считанные дюймы.

— Как ты можешь так говорить? — напустилась на него Маргарет. — Большую часть моей жизни я провела…

— Живя мою жизнь.

— Не в этом дело. Я не могла стоять в стороне, как и любая мать на моем месте. Я беспокоилась.

— Как бы все не пошло по-моему.

— А в благодарность, — продолжала Маргарет, решительно настроившись не дать Адриану вырвать у нее из рук нить разговора, — я не получаю от тебя ничего, кроме лжи. Но я на это не согласна. И я требую и настаиваю на том, чтобы ты сказал мне всю правду. Немедленно.

— Потому что у тебя есть на это право?

— Вот именно.

— Так я и думал. А не потому, что тебе это по-настоящему интересно.

— Как ты смеешь так говорить со мной! Я приехала сюда ради тебя. Я согласилась еще раз пережить кошмарные воспоминания о моем первом браке…

— Ой, я тебя умоляю, — фыркнул он.

— …ради тебя. Чтобы убедиться, что ты получишь наследство, ведь я знала, он ни перед чем не остановится, чтобы лишить тебя денег. Другого способа наказать меня у него не осталось.

— А какой ему интерес тебя наказывать?

— Он верил, что я выиграла. И не мог смириться со своим проигрышем.

— Что ты выиграла?

— Тебя. Я не давала ему видеться с тобой ради твоего блага, но он отказывался это понять. Он считал, что это всего лишь месть с моей стороны. Да и как он мог считать иначе, ведь для него это значило бы иначе взглянуть на свою жизнь и на то влияние, которое его пример мог бы оказать на единственного сына, если бы я позволила. А этого ему не хотелось. Не хотелось смотреть. Вот он и обвинил меня в том, что я вас разлучила.

— Чего ты, разумеется, не делала, — сардонически заметил Адриан.

— Разумеется, именно это я и сделала. А как бы ты поступил на моем месте? Бесконечная череда любовниц. Бесконечная череда содержанок, это когда он уже женился на Джоанне. Да один бог знает, чем он еще развлекался. Может быть, оргиями. Или наркотиками. Выпивкой. Некрофилией или другим каким скотством, откуда мне знать. Конечно, я стремилась защитить тебя от всего этого. Я и сейчас поступила бы точно так же. И я была права.

— Вот почему я всем тебе обязан, — подвел итог Адриан. — Картина ясна. Так скажи мне, — он взглянул на нее, пока они стояли на перекрестке, дожидаясь своей очереди влиться в движение на дороге, которая вела к аэропорту, — что именно ты хочешь знать?

— Что стало с его деньгами? Не с теми, на которые он покупал все то, что записывал на имя Рут, а с другими, с теми, которые он сохранил, потому что у него ведь их куры не клевали. Не мог он обделывать свои амурные делишки и содержать такую дорогую женщину, как Анаис Эббот, на подачки, что давала ему Рут. Да она бы и не стала спонсировать его любовниц, слишком она для этого строга. Так что же, ради всего святого, случилось с деньгами? Либо он отдал их тебе раньше, либо они спрятаны где-то, и я хочу знать где, потому что иначе я буду продолжать поиски сама. Он отдал их тебе?

— Не надо ничего продолжать, — был его лаконичный ответ.

Они подъезжали к аэропорту, где как раз снижался самолет, возможно, тот самый, который, заправившись, оторвется через час от взлетной полосы и понесет Маргарет обратно в Англию. Адриан свернул к терминалу и остановил машину прямо у входа, вместо того чтобы поставить ее на какой-нибудь из стоянок через дорогу.

— Оставь, — сказал он.

Она пыталась прочесть что-нибудь по его лицу.

— Это значит…

— Это значит то, что значит, — сказал он. — Денег больше нет. Ты их не найдешь. И не пытайся.

— Откуда ты… Значит, он отдал их тебе? И все это время они были у тебя? Но если так, то почему же ты не сказал? Адриан, мне нужна правда, наконец.

— Ты зря тратишь время. Вот тебе вся правда.

Он толкнул дверь машины наружу и пошел к багажнику рейнджровера. Холодный ветер ворвался в салон, пока он вытаскивал ее чемоданы и, не особо церемонясь, швырял их прямо на обочину. Потом подошел к ее двери. Похоже, разговор был окончен.

Маргарет вышла, плотнее запахиваясь в пальто. Здесь, на самом открытом месте острова, порывы ледяного ветра сбивали с ног. Ничего, зато до Англии долечу быстрее, понадеялась она. А там и сын последует за ней. У нее не было сомнений на этот счет, что бы Адриан ни думал о сложившейся ситуации и как бы ни вел себя сейчас. Он вернется. Таков был закон мира, в котором они оба жили, мира, который она создала для них сама.

— Когда ты вернешься домой? — спросила она.

— Не твое дело, мама.

Он выудил из кармана свои сигареты и сделал пять попыток закурить на ветру. Любой бросил бы это безнадежное дело уже после второй погасшей спички, но только не ее сын. По крайней мере в этом он очень походил на свою мать.

— Адриан, моему терпению наступает конец.

— Поезжай домой, — ответил он ей. — Нечего было приезжать.

— Что же ты тогда собираешься делать? Раз уж не едешь домой вместе со мной.

Он без всякой радости улыбнулся, широкими шагами обходя машину. И через капот ответил:

— Я что-нибудь придумаю, поверь.

Сент-Джеймс расстался с Деборой, едва они вскарабкались от автостоянки к отелю. Всю дорогу от Ле-Репозуара она пребывала в задумчивости. Машину она вела со своей обычной аккуратностью, но, несмотря на это, он видел, что ее голова занята совсем не ситуацией на дороге и даже не направлением, в котором они двигались. Он знал, что она обдумывает свою версию того, как бесценное полотно попало в доисторическую постройку из земли и камней. И не винил ее за это. Он и сам думал над тем же, хотя бы потому, что сбрасывать эту версию со счетов было нельзя. Он понимал, что если предрасположенность его жены видеть хорошее в каждом человеке приводит порой к тому, что она не замечает главного, то и его собственная склонность не доверять всем и каждому иногда мешает видеть вещи в их истинном свете. Вот почему всю дорогу от Сент-Питер-Порта они ехали молча. И только у входа в отель Дебора повернулась к нему с таким видом, словно приняла какое-то решение.