«Ну что за идиоты?» — подумал про себя Берия, перечитав это место из сообщения еще раз. Берия тотчас позвонил куда надо и потребовал, чтобы сотрудники военной администрации информировали его каждый час.

Колонна рабочих продолжала шествие к Дому правительства ГДР на Лейпцигерштрассе. Там они потребовали, чтобы к ним вышли президент Пик и премьер-министр Гротеволь. Требование осталось без ответа. И тогда рабочие направились к зданию Центрального комитета СЕПГ. Два грузовика, где находились партийные пропагандисты с громкоговорителями, были разбиты забастовщиками. Активисты потребовали третий грузовик для собственных нужд, при этом был серьезно ранен один из членов СЕПГ. Доклад заканчивался словами, что это провокация врагов, проникших в рабочую партию. Некоторые члены СЕПГ присоединились к демонстрантам, включая даже функционеров, заявивших, что «не могут оставаться в стороне». «Это уже не глупость, это предательство, — заключил Берия. — Сволочи, разрушили СССР, поддержали Гитлера, а теперь на халяву жрать хорошо хотят!» — зло прокомментировал про себя Берия.

События нарастали как снежный ком. Поначалу требования касались только рабочих норм. Но постепенно от изначальных лозунгов о повышении зарплат и снижении норм выработки митингующие быстро перешли к лозунгам политическим — немедленная отставка правительства, проведение единых общегерманских выборов, освобождение политических заключенных. Появились лозунги: «Долой СЕПГ!», «Требуем свободные выборы и единый Берлин!». На предприятиях быстро распространялись фантастические слухи. Говорили, что правительство ГДР самораспустилось, Гротеволь отравился, Ульбрихт покончил жизнь самоубийством, а Пик убит при попытке бегства из страны. Большую популярность приобрели лозунги, направленные против руководителей ГДР Ульбрихта, Пика и Гротеволя: «Бородка, брюхо и очки — это не воля народа!» (на немецком языке он звучал в рифму: Bart, Bauch und Brille — das ist nicht der Wille des Volkes) и «Козлобородый должен уйти!».

До этого над рядом советских объектов ежедневно на низких высотах летали военно-транспортные самолеты С-47, с которых сбрасывались листовки, содержащие враждебные выпады в отношении советских Вооруженных Сил и социалистического строительства в Восточной Германии. Начались столкновения с полицией и работниками СЕПГ. В Магдебурге демонстранты взяли штурмом следственный изолятор Нойштадт и освободили десятки заключенных, среди них и обычных уголовников. Они тут же присоединились к агрессивной части митингующих. Однако, как понял Берия, лидеры ГДР как будто нарочно ничего не предпринимали, а зачастую даже способствовали беспорядкам. Ульбрихт вызвал всех первых секретарей с мест в Берлин. Партийные организации на местах оказались обезглавленными.

В Берлине к митингующим не вышел ни один представитель правительства. Казарменная народная полиция, малочисленное (шесть усиленных мотопехотных батальонов) сугубо полицейское формирование, предназначенное для борьбы с диверсионными и бандитскими группами и для подавления массовых беспорядков, вела себя пассивно. Заместитель министра МГБ ГДР Мильке делал все возможное, чтобы протесты не были подавлены. Он настоял на том, чтобы полиции запретить применять оружие 16 июня. Мильке запретил полицейским использовать не только оружие, но и дубинки. Цайссер был за немедленное введение военного положения.

16 июня, 18 часов 3 минуты. Восточный Берлин

На острие конфликта оказалась Группа советских оккупационных войск, которую с 26 мая 1953 года возглавил генерал-полковник Гречко. Берия позвонил в Берлин и потребовал от верховного комиссара быстрого и жесткого наведения порядка, призвал не стрелять сразу на поражение, а вначале стрелять поверх голов, но действовать «твердо и решительно». В 6:30 вечера демонстранты разошлись по домам. Реальная власть в ГДР перешла к Семенову и маршалу Гречко. Берия летел в Берлин.

16 июня, 23 часа 20 минут. Восточный Берлин

Перед вылетом Берии сообщили, что в Берлине или по дороге из аэропорта или в аэропорт на него готовится покушение и задействованы в этом очень серьезные ребята. «Ехать все равно придется», — подумал Берия.

Ночью Берия скрытно прибыл в Берлин и стал разруливать ситуацию. «Какой это путч? — громко отчитывал Берия по телефону маршала Гречко прямо из аэропорта. — Путч — это преувеличение. Просто люди отреагировали на ошибки руководства Восточной Германии. Это был нарыв, который не мог не разорваться. Более того, недопустимо в таких обстоятельствах использовать танки. Зачем нужны были в городе танки, кто дал указание ввести танки в город? Их нужно было ставить вдоль границы». Берия кричал, что сразу надо было вводить военное положение и вооружать полицейских. Прямо в здании аэропорта Берия провел совещание сотрудников МВД. Присутствовали специальный уполномоченный в Восточном Берлине Владимир Семенович Семенов, действующий руководитель аппарата в Карлсхорсте Иван Анисимович Фадейкин, глава внешней разведки МВД, заместитель директора Комитета информации Петр Васильевич Федотов. Немцев не пригласили. Берия не любил больших совещаний. В течение двух часов он разруливал ситуацию. Когда совещание закончилось, Берия отправился в гостиницу при аэропорте и переночевал там.

Как он выяснил, против него тоже была затеяна игра, направленная на его ликвидацию или снятие. Еще в Москве на всякий случай он усилил охрану, стал носить бронежилет в момент своих поездок на обед в свой особняк на Качалова. Когда он выходил из машины, то всегда был прикрыт зонтом, который держали в руках охранники. Кроме того, он заставил охрану тщательно проверять места по ходу своего движения, пригодные для расположения снайпера, и тщательно следить, не появлялся ли кто там. Чердаки окружающих домов ежедневно проверялись, и охрана везде расставляла ловушки. Прилетев в Берлин, Берия не поехал в город, а остался в здании аэропорта, который был окружен советскими войсками. Ни туда, ни оттуда никого не пропускали.

Совсем поздно ночью Фадейкин докладывал Берии: «…В течение дня выдвигаемые со стороны забастовщиков требования приобретали все более политический характер. В частности, в ряде групп высказывались требования о перевыборах фабрично-заводских комитетов на всех берлинских предприятиях, об отмене всех ограничений движения между секторами Берлина, а также о предоставлении всем желающим права свободного проезда в Западную Германию и обратно. По наблюдениям агентуры, в течение дня и вечером 16 июня с. г. со стороны бастующих не было выдвинуто ни одного лозунга против Советского Союза. Все выпады направлены исключительно против правительства ГДР и СЕПГ…»

16 июня, 24 часа 57 минут. Карлсхорст

В Карлсхорсте в резиденцию советского верховного комиссара в Германии Владимира Семенова почти в полном составе прибыли члены Политбюро ЦК СЕПГ на совещание с главнокомандующим Группы советских войск в Германии генерал-полковником Андреем Гречко и уполномоченным МВД СССР в Германии Иваном Фадейкиным. Руководители ГДР требовали от Семенова, Гречко и Фадейкина введения в Берлине и других городах военного положения. О присутствии Берии им не сообщили. Гречко и Фадейкин после совещания прибыли на аэродром.

Берия решил, что хватит миндальничать, и не колеблясь приказал Гречко начать операцию, поднять по тревоге и выдвинуть для блокирования границы с Западным Берлином несколько стрелковых рот, находившихся в то время в столице. В Берлине было введено военное положение и режим чрезвычайного положения. По приказу Гречко приведенные в полную боевую готовность советские войска выдвинулись на заданные позиции. Ночью в Берлин вошли советские танки, 20 тысяч советских солдат и 15 тысяч местных полицейских. В подавлении народных волнений по всей стране приняли участие 16 дивизий, три из которых с 600 танками действовали непосредственно в столице ГДР. Поддерживаемые советскими войсками, они стали активно наводить порядок. В подавлении путча по всей стране приняли участие 16 дивизий, три из которых действовали непосредственно в столице ГДР. Советские танки, появившиеся на улицах Берлина, были из состава 12-й танковой и 1-й механизированной дивизий. Танки были встречены лозунгами «Русский Иван, убирайся домой». Вместо того чтобы стрелять в демонстрантов, танки двинулись к границам Западного Берлина. Всем немцам было запрещено пересекать границы секторов в Берлине.