За последние три дня Стейпс устроил мне шесть торжественных обедов подряд, и я чувствовал себя готовым ко всему. Стоя у входа в пиршественный зал, я предполагал, что труднее всего будет изображать интерес к пище.

Однако я оказался готов к пиру, но отнюдь не к встрече с самой Мелуан Лэклесс. По счастью, актерское воспитание и тут не подвело и я без сучка без задоринки приветствовал ее любезной улыбкой и подал руку. Она учтиво кивнула, и мы вместе направились к столу.

В зале стояли высокие канделябры с десятками свечей. В серебряных кувшинах, украшенных чеканкой, ждала горячая вода для омовения рук и холодная — для питья. Старинные вазы с замысловатыми букетами наполняли воздух сладостными ароматами. На стенах красовались рога изобилия с блестящими фруктами. На мой вкус, смотрелось пестровато. Однако этого требовала традиция: все это демонстрировало богатство хозяина.

Я провел леди Лэклесс к столу и предложил ей стул. Идя через зал, я старался не смотреть в ее сторону, но, когда я усаживал ее за стол, ее профиль показался мне таким знакомым, что я невольно уставился на нее во все глаза. Я ее знал, я был в этом уверен! Но даже ради спасения собственной жизни я не мог бы припомнить, где мы с нею встречались…

Садясь за стол, я все пытался угадать, где же мы с ней могли видеться. Не будь земли Лэклессов в полутора тысячах километров от Имре, я подумал бы, что знаю ее по Университету. Но это было смешно. Наследница Лэклессов не могла учиться в такой дали от дома.

Мой взгляд блуждал по безумно знакомым чертам. Может, я встречал ее в «Эолиане»? Нет, вряд ли. Я бы ее запомнил. Она была очаровательна: твердо очерченный подбородок, темно-карие глаза. Наверняка я где-то ее видел…

— Простите, что вас так заинтересовало? — осведомилась она, не глядя в мою сторону. Ее тон был любезен, но где-то в глубине чувствовалось негодование.

Я на нее пялюсь! Еще и минуты не провел за столом, а уже влез локтем в масло!

— Прошу прощения, сударыня. Но меня занимают человеческие лица, а ваше лицо меня поразило.

Мелуан повернула голову, взглянула на меня, ее раздражение несколько улеглось.

— Вы турагиор?

«Турагиоры» утверждали, будто способны читать будущее по лицу, по глазам и по форме головы. Дремучее винтийское суеверие.

— Так, сударыня, балуюсь немного.

— В самом деле? И что же вам говорит мое лицо?

Она вскинула голову и слегка отвернулась.

Я сделал вид, будто разглядываю черты Мелуан, обратив внимание на бледную кожу и искусно завитые каштановые волосы. Губы у нее были полные и алые без какой-либо помады. Линия шеи — гордая и изящная…

Я кивнул.

— Что ж, сударыня, отчасти я вижу ваше будущее…

Она приподняла бровь.

— И что же?

— Вы вот-вот получите извинения. Простите мои глаза, они порхают своевольно, подобно калантисам. И я не мог отвести их от вашего лица, прекрасного как цветок.

Мелуан улыбнулась, но не покраснела. Чувствительна к лести, но привычна к ней. Я и это запомнил.

— Что ж, такое будущее предсказать нетрудно, — сказала она. — А что вы видите еще?

Я еще некоторое время вглядывался в ее лицо.

— Еще две вещи, сударыня. Ваше лицо говорит мне, что вы — Мелуан Лэклесс и что я к вашим услугам.

Она улыбнулась и протянула мне руку для поцелуя. Я взял руку и склонился над ней. Я не стал на самом деле целовать ее, как то было бы уместно дома, в Содружестве, я лишь слегка коснулся губами пальца собственной руки, державшей ее руку. По-настоящему поцеловать руку даме в здешних краях было бы чересчур смело.

Наша болтовня прервалась: подали суп. Сорок слуг одновременно поставили тарелки перед сорока гостями зараз. Я попробовал суп. Боже милосердный, кому могло прийти в голову сделать суп сладким?

Я съел еще ложку, делая вид, будто мне вкусно. Краем глаза я наблюдал за своим соседом, хрупким старичком, которого я знал как вице-короля Банниса. Лицо и руки у него были морщинистые, покрытые пигментными пятнами, волосы растрепанные и седые. Я увидел, как он, не церемонясь, окунул палец в суп, облизнул его — и отодвинул тарелку в сторону.

Он порылся в карманах и раскрыл ладонь, показав мне то, что он достал.

— Я всегда таскаю с собой полные карманы засахаренного миндаля, когда собираюсь на подобные сборища, — сообщил он мне заговорщицким шепотом. Глаза у него сделались хитрющие, как у ребенка. — А то никогда не знаешь, чем тебя вздумают накормить!

Он протянул мне ладонь.

— Берите, коли хотите!

Я взял орешек, поблагодарил его, и до конца банкета он больше не обращал на меня внимания. Когда я в следующий раз взглянул в его сторону, он беззастенчиво лопал орешки из кармана и спорил с женой о том, пекут крестьяне хлеб из желудей или нет. Судя по тону беседы, я подслушал часть бесконечного спора, который они вели на протяжении всей своей жизни.

Справа от Мелуан сидела парочка иллийцев, которые болтали на своем певучем наречии. В сочетании с умело расставленными вазами, которые загораживали от нас гостей на противоположной стороне стола, мы с Мелуан оказались больше наедине, чем если бы гуляли под руку в садах. Маэр умело рассадил гостей.

Суп унесли и поставили вместо него кусок мяса — я так понял, это был фазан, запеченный под густым сливочным соусом. Я с удивлением обнаружил, что фазан мне вполне по вкусу.

— И как вы думаете, каким образом мы оказались вместе? — небрежным тоном осведомилась Мелуан. — Господин…

— Квоут, — я отвесил небольшой поклон, не подымаясь со стула. — Быть может, маэр желал, чтобы вы не скучали, а я временами могу быть весьма занятен.

— Да, вполне.

— А быть может, я подкупил мажордома, чтобы очутиться с вами рядом!

Она слегка улыбнулась и отпила глоток воды. «Ей нравится смелость», — подумал я про себя.

Я вытер руки и чуть было не положил салфетку на стол, а это было бы ужасной ошибкой. То был сигнал убирать блюдо, которое стояло сейчас на столе. И если сделать это слишком рано, это означало молчаливое, но уничтожающее неодобрение в адрес хозяина дома. Расправляя салфетку и стеля ее на колени, я чувствовал, как по спине между лопатками у меня течет струйка пота.

— И как же вы проводите время, господин Квоут?

Она не стала спрашивать, чем я занимаюсь, — это означало, что она считает меня аристократом. По счастью, я заранее приготовил ответ.

— Так, пописываю понемногу. Генеалогии. Парочку пьес… Вы любите театр?

— Так, иногда. Смотря какой.

— В зависимости от пьесы?

— В зависимости от актеров, — сказала она, и в голосе ее послышалось странное напряжение.

Я бы и не заметил, не следи я за ней так пристально. Я решил перевести разговор на более безопасную тему.