Циклоп опустил свой единственный глаз и увидел зажатый в лапе дымящийся револьвер.

— Чулалонг, — спросил кто-то почти спокойным голосом. — Так у тебя и горилла переделанная?

Вот теперь точно настала пора бежать.

В это время прямо в голове Циклопа раздался голос:

— «Держись, брат! Скоро я приду…»

* * *

Циклоп слышал разное не всегда.

В далеком детстве на Мадагаскаре он был обычным детенышем гориллы. Воспоминания о той поре почти полностью стерлись из его памяти. Виновато было время и ловкие руки-скальпели Вивисектора. О да! Старый мучитель здорово постарался, Циклоп отдавал ему должное. Четверых подростков горилл Вивисектор купил десять лет назад у фон Винклера после мадагаскарской кампании. Трое умерли в течение первого года опытов. Циклоп остался один. Его правый глаз мешал при операционном доступе к мозгу, и Вивисектор пожертвовал им, не колеблясь ни мгновения. С тех пор глубоко в пустой глазнице с тихим тиканьем медленно вращались крохотные шестерни. Этот звук был с ним всегда.

Циклоп рос в большой, рассчитанной на четверых взрослых горилл, клетке, глубоко под землей в царстве своего мучителя и видел, кроме него, только молчаливых слуг-морлоков. За клеткой смотрела маленькая девочка со звоном. Звон шел изнутри ее, словно в животе девочки был зашит крохотный жестяной колокольчик. Звон был вторым звуком, который, кроме Циклопа, не слышал никто. Даже сама девочка. Каждый ее шаг отдавался в голове Циклопа тихим «динь-динь-динь». Шли годы, девочка росла, звон становился все тише, но Циклоп слышал его так же ясно, как в тот день, когда, открыв глаз после первой операции, увидел ее над собой с окровавленной тряпкой в руках. Тогда Циклоп еще не умел понимать человеческих слов и был совсем глупый, но добро он различать умел. Так началась их странная дружба.

Циклоп понимал, что жизнью своей во многом обязан этой крошечной подземной рабыне. Разум же Циклопа был целиком заслугой Вивисектора. Когда опыты прекратились, Циклоп почувствовал, что начал изменяться. Он еще не знал значение слов «разум», «память», «интеллект», но когда впервые разобрал и понял слова Вивисектора, обращенные к нему, то почти не удивился. Он стал другим.

А вскоре хозяин рассказал о том, что сделал с ним. Живущий среди полудиких морлоков, он искал собеседника в собственном творении. В глазнице была установлена маленькая машина, которая непрерывно посылала в мозг электрические сигналы. Постоянное раздражение определенных зон вызвало рост интеллекта. По мнению Вивисектора, Циклоп стал умнее среднего обывателя Кето уже в первые пять лет жизни. И пока в его голове будут крутиться шестерни Интеллектуальной Машинки, он продолжит умнеть. А когда механизм остановится, наступит неизбежный регресс до прежнего уровня. Но это уже не волновало Вивисектора.

Добившись результата, он быстро утратил интерес к подопытному и без сожаления избавился от него. Так молодая одноглазая горилла стала собственностью Чулалонга и получила имя Циклоп.

Вивисектор счел забавным не сообщать новому хозяину о способностях купленного животного, да и сам Циклоп не горел желанием быть разоблаченным. О да, у него были совсем другие планы. Его ждал Мадагаскар. С той самой поры, как глухая звериная тоска по родным джунглям переродилась в присущую лишь людям ностальгию, Циклоп мечтал вернуться на родину. И сегодня он как никогда близко подобрался к своей мечте. Уже было заказано место в грузовом отсеке дирижабля, собрана «прочная» клетка с хитрым устройством, отпирающим ее изнутри, и завтра специально нанятые люди должны были доставить гориллу на воздушный вокзал. А там — свобода.

А проклятый город, прекрасный и неповторимый Кетополис, — гори огнем вместе со всеми горожанами и Канцлером в придачу.

Приобретя человеческий разум, Циклоп не утратил полностью звериную часть себя и теперь этой древней, природной частью явственно ощущал неотвратимую скорую гибель величественного мегаполиса. Он удивлялся, как люди не чувствуют близкого конца, продолжают сновать по своим маленьким и пустым делам, словно блохи по телу умирающего исполина, не догадываясь, что кровь его уже отравлена и несет в себе скорую смерть.

А смерть наступала отовсюду, город агонизировал, не замечая того.

О смерти пели киты. Циклоп слышал их так же отчетливо, как некогда колокольчик в животе у маленькой морлочки. Не те странные обманчивые звуки, что слышат люди, накурившись «сомки», не тот писк, перемешанный с шипением, который так радует слух китобоя. Песни, как их слышат сами киты. Долгие тягучие густые звуки, разносящиеся в океанской толще широкими волнами, поднимающие неистовые бури и срывающие с места многомиллионные косяки макрели. Песни Мудрости, Силы и Свободы. А в последние недели, в преддверии Большой Бойни, песни Войны.

О смерти шептались в сырых и мрачных подземельях мутанты морлоки. Тысячи их уже собрались на самых верхних уровнях катакомб. Под каждым люком городской канализации, у каждого стока, в каждом подвале подземные жители ждали лишь сигнала, чтобы выплеснуться на улицы города и избыть там свой извечный страх перед солнцем и людьми.

Смерть надвигалась с небес в причудливых, невиданной формы аэропланах из дерева и кости.

Смерть ворочалась огромной бесформенной тушей в заводском районе. У нее было множество длинных рук-плетей, и каждая жаждала добычи, но ей был нужен рулевой, всадник, погонщик. Ей нужен был проводник в мир людей. И проводник уже выступил в путь.

Смерть толпилась у рубежей Патройи, вереща и кривляясь раскрашенными рожами дикарей. У смерти были громадные железные руки боевых автоматонов и твердый лязгающий голос безумного Остенвольфа. Голос незваного брата.

Голос шел из электромеханического устройства, установленного Вивисектором в глазнице Циклопа. Когда несколько лет назад Циклоп впервые услышал его, то в ужасе решил, что вместе с человеческим разумом обрел и присущее одним лишь людям безумие. Но это был всего лишь радиосигнал. Сигнал от Остенвольфа. Циклоп чувствовал, что может ответить, стоит лишь захотеть, и его мысленное сообщение отправится на радиоволнах к мятежнику. Но ни разу он так и не воспользовался этой возможностью. Первое время Циклоп не знал, кто говорит с ним. Лишь много позже, отчаявшись услышать ответ, генерал раскрыл себя.

Размышляя о своем прошлом, Циклоп многое понял. Вивисектор кромсал его тело не ради пустого интереса, он ставил эксперименты перед серьезной работой. И следующим после Циклопа пациентом стал Остенвольф. Но ради шутки сумасшедший ученый снабдил их Интеллектуальные Машины радиоустройствами, настроенными друг на друга. И когда безумный Остенвольф почувствовал в эфире присутствие Циклопа, он вообразил, что тот нуждается в его помощи. С тех пор время от времени Циклоп слышал его голос. В последние недели послания от генерала приходили все чаще. Но встреча с Остенвольфом не входила в планы Циклопа. Его ждал Мадагаскар.

* * *

Циклоп бежал по Пуэбло-Сиаму, не утруждая себя попытками сойти за человека. Раньше он выходил в город только по ночам, плотно закутавшись в длинные одежды. Теперь было утро, и его ливрея осталась на полу в «Кровавой схватке». Рядом с раненым человеком. Человеком, в которого он стрелял.