— Ты слишком скромен, — лукаво покосился на него врач. — Раньше ты тоже был тишайшим с виду, но делал многое. Что же ты будешь делать теперь, имея подлинную власть, подтвержденную повелителем?

— Не знаю. Для меня повелителем был другой.

— Все умирают, — сочувствие было в голосе Ёши.

— Да. Но не все держат судьбы других на ладони.

— Тебе придется теперь подчиняться другому.

— Я хотел бы иного. Но остается лишь поступать так, как должно. Тому, чья воля была для меня всем, не понравилось бы, поступи я иначе.

— Однако ты уже сказал новому повелителю «нет».

— Это ничего не меняет. «Нет» я говорил и другому…

— Меня всегда поражало, почему ты еще жив и даже не был наказан ни разу всерьез, — брови врача чуть приподнялись и сдвинулись, словно он бился над неразрешимой задачей.

— Этого я не знаю и сам. И не хочу ломать голову. Было так — этого довольно.

— Ты знаешь, что натворил твой мальчишка? — неожиданно спросил Ёши.

— Что? — почти испуганно отозвался молодой человек. От Айхо он уже ожидал чего угодно. Например, что тот стащил главную государственную печать… в подарок ему.

— Он привез из Окаэры футляр с твоими рисунками… их видело уже полстолицы. При дворе нет, конечно… разве что слуги… но дворцовые художники уже спрашивают о тебе, не решаясь заговорить напрямую. Они ведь помнят.

Лицо Йири вспыхнуло на мгновение — растерянное, совсем детское. Потом улыбнулся, становясь прежним:

— И не зарекся брать чужое без спросу! Неймется ему… мало досталось тогда… — заметив вспыхнувший любопытством взор врача, поведал эту историю.

— Ну, ты же не станешь за это наказывать? Это же от чистоты душевной.

— Надо бы… шкуру спустить, чтобы позабыл раз и навсегда совать нос, куда не просили.

— Теперь о тебе говорят, как о наследнике мастеров древности… говорят, дух Зимней ветви нашел себе новое воплощение…

— Пусть говорят что угодно. Мне это давно безразлично. А с Айхо я еще разберусь…

— Не скроешь пламя в ладони. И не пытайся, — строго сказал Ёши. Таким тоном давно никто не говорил с молодым наместником. — Мальчишка оказался умнее тебя.

Йири только руки развел — вот, значит, зачем Айхо так рвался в Столицу… Полугодом раньше он рассердился бы всерьез — и, пожалуй, на сей раз актеру не удалось бы легко отделаться. Однако сейчас тянуло смеяться, а не сердиться. Душевная чистота… и такими вот чистыми наивными глазами смотрел на него Айхо, скрывая среди своих вещей пресловутый футляр. Неудивительно, что мальчишку считали лучшим актером северо-востока.

Затем Йири заговорил о том, что его мучило. Предстоящий брак. Ёши кивнул:

— С точки зрения повелителя, все правильно. Ну, и для девушки это не самое худшее… хотя и не лучшее.

— А я?

— И ты — не самое плохое, что могло ее ждать. На тебя хоть смотреть приятно.

— Привязать меня к Дому Найру — чудесно!

— И не самой худшей веревкой. Тебе отдают красивую девушку из влиятельного дома. Не взбрыкивай, словно необъезженный жеребенок. Ты давно уже все понимаешь.

— Но девочка…

— Тебя она уже беспокоит, не так ли? На это и был расчет.

— Как мне надоели эти придворные игры! Я думал, хоть в Окаэре избавлюсь от них. — Он помолчал и продолжал: — И еще я боюсь. Судьба была ко мне милостива… боюсь, что только ко мне, но не к тем, кто окажется рядом.

— Может, наоборот? Тебя избрало Небо для основания нового Дома, который будет прославлен в веках? Тогда твои сомнения почти преступны. — Ёши притронулся к переносице, размышляя. — Дам тебе последний совет. Ты послушно принимал все — и взлетел высоко. Не торопись теперь поступать иначе.

Молодой человек отозвался с коротким смешком:

— Небо слишком много внимания уделяет моей судьбе. К добру ли?

— Если не выбираешь ты, выбирают тебя. Все разумно.

— Я хотел бы хоть раз в жизни выбрать сам. Или мне в этом отказано?

Ёши пристально на него посмотрел:

— Если есть та, что на самом деле имеет значение… в тебе достаточно сил поступить по-своему.

Собеседник думал слишком долго — простым вопросам не уделяют столько внимания. И в конце концов отозвался:

— Такой нет.

* * *

Конечно, Йири не видел ее — только женщины, служащие при дворе, при дворе появляются, в редких случаях — жены придворных. А незамужние дочери — никогда. Не говоря уж о том, что когда Йири уезжал в Окаэру, ей исполнилось всего восемь лет. Про нее говорили — красивая, умная, чтит отца и одарена талантами. Чего еще пожелать? Он не мог бы найти лучшей невесты, отвергнув эту. Вспоминал Юхи… нет, все не так. Здесь — выгодный союз между равными домами. И девочка предложена ему в законные жены. От него требуется лишь оказывать жене уважение, а любовь многие ищут на стороне. Но почему-то Йири не сомневался — она-то будет его любить. Ее так воспитывали — искренняя преданность данному в мужья обязательна. А уж тонкая душа, чуткая и послушная — не сможет иначе.

* * *

Как положено — визит в дом Найру.

Два года еще можно ждать. Сейчас ей тринадцать.

Несмотря на умение понимать людей, Йири так и не смог узнать, как сам Найру относится к предстоящему браку. Вероятно, потому, что тот испытывал противоречивые чувства.

Дом понравился Йири — жилье говорит о хозяевах многое. Простое изящество: узкие неяркие картины и цветы в нишах — сухие синеголовники, бессмертники, похожие на потерявшие сияние звезды; причудливо изогнутые корни, напоминающие зверей. Богатства не видно, броскости нет, однако оно чувствуется — как и приязнь между членами семьи.

Йири встретили радушно, поговорили ни о чем. Он не выразил желания увидеть девушку.

— Все уже решено. Зачем ее беспокоить? Два года еще ждать.

В Найру взыграла отцовская гордость.

— Она красива, господин Алайя. Да, это воля повелителя, но моя дочь хороша и обладает всеми достоинствами, необходимыми женщине.

Он лишь покачал головой.

— Ни мига я в этом не сомневался.

Впрямую отказывать — оскорбление, но и навязывать смотрины гостю — недопустимо. Отцу пришлось проглотить отказ.

Покидая дом, он прошел через сад — мостик над нешироким ручьем, обточенные водой и временем камешки, листья водоцвета.

Оглянулся — хрупкая девочка с черными косами стояла неподвижно возле ручья, смотрела. Сплетенье ветвей — лица толком не разглядеть, падают тени от листьев.

Отец прислал — или сама решилась?

Одежда на ней была сиренево-голубая, расшитая серой нитью. Оперение дикого голубя…