Это было ее обещанием террасенскому двору, Эдиону, королеве. Аэлина на нее рассчитывала.

Если проклятая Маэва хотела лобового столкновения с ними, если собиралась ударить по ним, когда они слабее всего… Лисандра была полна решимости сделать все, чтобы эта бессмертная сука пожалела о своей затее.

Армада Маэвы сменила тактику. Обстрел прекратился. Теперь противники стремились вызвать хаос. Дорин почувствовал, что его магия слабеет. Но он продолжал удерживать щиты над кораблями и латать дыры в магическом покрове, оставленные фэйскими стрелами. Он чувствовал, что его сила иссякает с пугающей быстротой. Возможно, это был трюк Маэвы или на него так действовала магия, покрывавшая стрелы.

Стискивая зубы, Дорин обуздывал свою силу, не позволяя ей откликаться на чужие приказы. А в воздухе звучали приказы Рована, требовавшего только одного: держаться и не сбивать строй. Магия усиливала его голос, как это делал тогда Гарель. По сравнению с нынешней, битва возле Бухты Черепов казалась легкой забавой.

Подводные атаки Лисандры нарушили замыслы Маэвы, рассчитывавшей на скорую победу. Уязвимость собственных кораблей сказалась на боевом духе фэйцев. И тем не менее у них по-прежнему оставалось слишком много боеспособных кораблей.

Аэлина и Манона до сих пор не вернулись.

Один разгневанный, охваченный паникой фэец уже представлял собой жуткое зрелище. А если их двое…

Когда Аэлина и Манона исчезли в зеркале, Дорину подумалось, что только гневный рев Эдиона заставил Рована не поддаться кровавой ярости. А она уже начинала охватывать фэйского принца. И только вздувшийся синяк на щеке Дорина удержал Рована от намерения поставить второй.

Сейчас фэйский принц стоял на носу своего корабля, держа в руках меч и боевой топор. За спиной у него виднелся лук и колчан со стрелами. Пояс блестел от обилия необычайно острых охотничьих ножей и кинжалов. Дорин вдруг понял, что Рован так до конца и не совладал с собой. Он уже опустился на уровень ледяного гнева. Даже на расстоянии этот гнев заставлял дрожать и сминал магию Дорина.

Король чувствовал магическую силу Рована, как чувствовал волну магии, поднимавшуюся внутри Аэлины. К моменту исчезновения ее и ведьмы Рован успел погрузиться достаточно глубоко в колодец своей магии. Он был старше и опытнее Эдиона и наверняка считал одинаково бесполезными страх и гнев, владевшие генералом. Рован уповал на собственную магию, и сейчас его сила разливалась вокруг, подобно морю.

Дорин последовал его примеру, вспомнив все уроки фэйского принца. Сердце и жилы короля покрылись льдом.

Перед тем как отправиться к себе на корабль, Эдион мельком взглянул на Дорина. Бирюзовые глаза задержались на синяке, и генерал произнес:

– Страх равносилен смертному приговору. Когда начнется сражение, помни: мы не обязательно должны остаться в живых. Нам лишь нужно пробить в армаде Маэвы внушительную дыру, чтобы Аэлина, когда вернется… уничтожила их окончательно.

Он сказал «когда», а не «если». Но когда Аэлина обнаружит их тела или то, что от них останется (если к тому времени их не поглотит морская пучина)… она в гневе может уничтожить не только армаду Маэвы… Весь мир.

Возможно, ей стоит это сделать. Возможно, мир заслужил такую участь.

Пожалуй, Манона Черноклювая охотно поможет ей. И потом они вместе будут править на обломках.

Дорин жалел, что мало общался с ведьмой и успел познать ее лишь телом.

А пока, невзирая на отломанные рули и пробитые днища, вражеские корабли приближались. И на каждом – фэйские воины. Особая порода, выведенная, чтобы воевать и убивать.

Эдион и Рован дали новый залп по вражеским кораблям. Магическая защита кораблей уничтожила большинство стрел еще на подлете. Это вызывало невеселые мысли о дальнейшем ходе сражения.

У Дорина гулко колотилось сердце. Он сглатывал, видя, как вражеские суда, обходя тонущих собратьев, медленно двигались к невидимой разделительной черте.

Его магия всколыхнулась. Дорин понял, что должен быть очень внимательным в выборе цели. Недопустимо, чтобы его удар ушел в пустоту.

Если он высвободит всю магическую силу… нет, ему будет не удержать ее, не направить.

Рован ему приказал: никакого своеволия. Ждать, покуда армада Маэвы не подойдет на нужное расстояние. Пока корабли не пересекут черту. И пока фэйский принц не прикажет открыть огонь.

Огонь и лед – обе стихии соперничали у Дорина внутри, требуя выхода.

Стоя с высоко поднятой головой, король следил за противником. Еще несколько кораблей заскользили вдоль полузатонувших, чтобы обойти их.

Дорин знал: его ждет боль, телесная и душевная. От высвобожденной магической силы у него заломит кости, перехватит дыхание, потемнеет в глазах. Но еще невыносимее видеть, как один за одним гибнут его соратники.

Рован по-прежнему удерживал передовую, не давая своим кораблям развернуться и покинуть поле боя.

А вражеские корабли неторопливо выстраивались в боевую позицию. Они двигались на веслах, мощные лопасти равномерно опускались и поднимались. На палубах выстроились лучники. Сверкали начищенные доспехи фэйских воинов, которым не терпелось пролить кровь. В том, что будут реки крови, они не сомневались.

Ни о какой капитуляции не могло быть и речи. Маэва уничтожит их, чтобы наказать Аэлину.

Своей дурацкой затеей, окончившейся исчезновением Маноны и Аэлины, он сильно подвел соратников.

А вот Рован из клана Боярышника не подвел никого.

Когда вражеские корабли выстроились, Дорин увидел на них одинаковые флаги: серебристые полотнища с изображением кричащего ястреба.

Совсем недавно на мачте каждого из них главенствующее место занимал флаг Маэвы – с совой на черном фоне. Потом черные флаги приспустили…

Теперь они и вовсе исчезли с мачт. Фэйские корабли с серебристыми флагами дома Боярышника открыли огонь по своей армаде.

Рован рассказал Энде об Аэлине.

Он поведал двоюродному брату о любимой женщине. О королеве, чье сердце пылало неистовым огнем. Энда узнал про Эравана и про то, что Маэва, наряду с темным королем, стремилась заполучить Ключи Вэрда.

Затем Рован опустился на колени и стал просить брата о помощи: стрелять не по террасенской армаде, а по армаде Маэвы.

Рован призывал Энду не упустить единственный шанс изменить мир и остановить тьму, наползавшую на них из Мората и от Маэвы. Он призывал сражаться не за королеву, умеющую лишь порабощать, а за другую, которая спасла его самого и спасет остальных.

– Я это обдумаю, – ответил Эндимион.

И тогда Рован поднялся с колен и полетел на другой корабль, к принцессе Селиане – самой младшей из его двоюродных братьев и сестер. Она слушала его, глядя своими умными глазами. И перед нею тоже Рован становился на колени, прося о помощи. Слегка улыбнувшись, Селиана ответила ему той же фразой: