Ничего не отвечая ему, мадемуазель Леусуа подошла, взяла его руку, которую Пьер в этот момент усердно намывал, и запечатлела на ней поцелуй, что растрогало доктора чуть ли не до слез, и он сразу смягчился. – Бедняжка моя, вы так измучились! Вот уже сколько дней вы не отходили от него. Возвращайтесь домой! Эту ночь мы с Сидони подежурим сами. – С вашего позволения, месье, я сам это сделаю, – вмешался Потантен, о котором все забыли. – Я съезжу в поместье и предупрежу мадам Тремэн, что эту ночь проведу у постели месье Гийома. В Тринадцати Ветрах смогут обойтись без меня, а вам нужна помощь…

Действительно, в тот же вечер он вернулся и привез в тележке походную кровать, дорожную сумку со всеми принадлежностями, корзину, полную бутылок шампанского, шахматы и полдюжины томов с «Мемуарами» Сен-Симона. – Если я вас правильно понял, – пояснил он доктору Аннеброну, – у месье Гийома будет много свободного времени, чтобы прочесть все это.

– Совершенно верно! А вы сказали мадам Тремэн, что через несколько недель я надеюсь вернуть ей супруга в очень приличном виде?

– Да, доктор, и она очень признательна вам за это. Именно она и приказала мне отвезти вам это вино, сказав, что вы его любите…

– Очень мило с ее стороны, я поблагодарю ее, когда она приедет. Потому что она собирается приехать, я полагаю, не так ли?

– Она об этом ничего не говорила, но… несомненно!

Наш месье Гийом вновь обрел человеческий облик, и нет оснований опасаться, что он опять начнет бредить, я полагаю? – задав этот вопрос, мажордом рискнул разузнать, в чем причина бреда Тремэна.

– Из-за болезни, по крайней мере, это исключено! Наш пациент обладает исключительной выносливостью, и не стоит опасаться теперь за его здоровье. Тем более что близкое соседство моря ускоряет процесс заживления ран. Очевидно, предстоящая ночь будет тягостна, и еще два-три последующих дня. А вот потом… скажем так визиты будут желательны!

Тем не менее Агнес не пришла…

Прошла неделя. Потом еще одна, но молодая женщина так и не показалась в Амо-Сен-Васт. Теперь Виктор приезжал за новостями, и каждый следующий день они были лучше, чем накануне. Гийом читал, играл в шахматы с Потантеном, который становился при этом таким же таинственным и непроницаемым, как буддист. Тремэн так же принимал посетителей, к нему приезжали почти отовсюду, даже из Валони, но жизнь его с каждым днем становилась все менее приятной. Так бывает: когда торопишься покинуть городской дом, чтобы поселиться в загородном замке, то боишься найти жилище разграбленным, если не разрушенным. Национальная гвардия в какой-то степени могла даже поспособствовать этому. Судя по рассказам мадам дю Меснильдо, такое событие уже имело место в «нормандском Версале», где квартировали гвардейцы. Они дошли до того, что заставили нового мэра Ревеля, старого моряка, и его заместителей признать и осудить при помощи публичного обвинителя (с некоторых пор там появился один такой) аббата Ковэна. Он был виновен в том, что посмел запретить этой святой вышеназванной гвардии, в которой на самом деле собралось множество молодых бесноватых гуляк, решивших широко попользоваться своей популярностью, вести существование более шумное, чем это возможно..

– Нам следует вас полюбить, раз уж мы решились приехать сюда издалека, – так объяснила причину своего визита прекрасная Жанна, приехавшая в компании своей дочери Шарлотты, милой молодой дамы лет семнадцати, с пышной рыжеватой прической, белоснежной кожей и ласковым взором. С 1789 года она была замужем за месье Ле Тейер де Вобадоном, с которым Тремэн и Варанвиль познакомились во время праздничного приема у Меснильдо. В свое время эта встреча сильно повлияла на их судьбу.

– Знаете ли вы, что наш маленький городок вот-вот станет городом только для стариков и женщин?

– Вы собираетесь избавиться от своих мужей? – спросил Гийом с насмешливой улыбкой.

– Нет, конечно! Но так повелевают мудрость и честь. Революция докатилась до наших мест. Более того, принц Конде покинул Турин и уехал в Вормс, где, говорят, он собирает всех, кто готов бороться за монархию, которой грозит опасность. Мой муж и муж моей дочери спешат присоединиться к ним.

– Чтобы сражаться?

Удивление Тремэна было искренним: оба эти мужчины, которых он прекрасно знал, были приверженцами дуэлей, но никак не походили на героев.

– Конечно, но сначала они поедут в Англию. Вот поэтому… нам бы хотелось знать, есть ли возможность, чтобы зафрахтовать тут лодки или… Вы, кажется, владеете здесь кораблями?..

Таким образом, истинная причина столь приятного визита приоткрыла краешек своего лица. С опечаленным видом Гийом покачал головой:

– Две мои шхуны, «Агнес» и «Элизабет», плавают сейчас недалеко от берегов Мартиники или Гваделупы, и даже я не знаю, вернутся ли они когда-нибудь. У меня есть и третья, но она еще не достроена. И я не знаю, доставлена ли для окончательных работ древесина нужного качества. Что касается рыбацких лодок, то они не осмеливаются больше выходить в открытое море, опасаясь английских корсаров, которые, кажется, прочно поселились на островах Сен-Маркуфа, о никто даже пальцем не пошевелил, чтобы помешать им. рот уже несколько лет, как мы добиваемся мощной военной поддержки и укрепления фортов в Огю и Татиу, но безрезультатно. Я бы скорее посоветовал им Шербург и особенно Гранвиль, откуда легко достичь Джерси. – Но раз они хотят к англичанам, почему бы не переправить их сразу в Сен-Маркуф? Это было бы идеально… – Во-первых, они еще там не утвердились, – сурово сказал Гийом. – Потом, вы не найдете ни одного моряка в Сен-Васте, который согласился бы отправиться к этим людям! Ваш муж должен помнить, что вы являетесь внучатой племянницей месье де Турвиля и что на будущий год будет столетний юбилей с тех пор, как англичане сожгли и потопили его корабли, приплывшие к этим берегам в поисках прибежища… Поэтому забудьте про Сен-Васт! Ну а вы, не собираетесь ли и вы уехать вместе с вашими мужчинами?

В первый раз мадам де Вобадон решилась подать свой голос, который оказался приятным и в котором слышались музыкальные интонации.

– В этом не было бы вопроса. Если будет принят закон против эмигрантов, то мы рискуем потерять все наши богатства. С другой стороны, – добавила она с улыбкой, – я не могу сказать, что мысль о свободных временах мне неприятна. Мой дом в Байо прекрасен, почти так же, как ваш Тринадцать Ветров… который, как говорят, мадам Тремэн больше не хочет покидать.

Очевидно, трогательное беспокойство о нем этих дам имело еще одну причину: любопытство и, как