зловеще, карикатура на гамбургского банкира, наряду с другими еврейскими "предателями Германии", была нарисована на беленой стене кафетерия в Дахау, концентрационном лагере, впервые построенном для содержания политических заключенных.

В 1937 году нацистский режим активизировал кампанию "арианизации", направленную на вытеснение евреев из экономической жизни Германии в надежде их из самой страны. Правительство издало столько антиеврейских законов и постановлений, что юридический персонал M.M. Warburg, состоящий из восьми человек, едва успевал следить за последними ограничениями. В офисах фирмы царила жуткая тишина, не было никаких новых дел, которые нужно было бы обсудить. По дороге на работу люди, с которыми Макс обычно здоровался, отводя глаза. В конце концов он был вынужден отказаться от контроля над банком. Подобно родителю, отказывающемуся от опеки над ребенком, он сумел передать фирму на попечение лучших из возможных опекунов: д-ру Рудольфу Бринцману, управляющему офисом M.M. Warburg, который имел доверенность, и гамбургскому купцу Паулю Виртцу. Чтобы стереть оставшиеся следы еврейства, фирма по указу нацистов впоследствии сменила название на "Бринцманн, Виртц и Ко."

"Согласно закону, фирма - это имя, под которым торговец ведет свой бизнес и выдает свою подпись", - заявил Макс в эмоциональной прощальной речи, обращенной к своим партнерам и сотрудникам в конце мая 1938 года. "Но это может быть больше, это должно быть больше, и для нас это было гораздо больше". Фирма была живым организмом, размышлял он, а они были лишь ее "временными представителями", которым было поручено обеспечить ее долгосрочное выживание. "Было два пути, между которыми мы должны были выбрать, - сказал он, - либо отказаться от бизнеса, ликвидировать фирму и передать клиентуру другой банковской фирме, либо поставить саму структуру выше людей и сохранить фирму, уйдя самим и передав управление нашим преемникам. Мы выбрали второй путь, потому что не хотели, чтобы эта фирма, которая до сегодняшнего дня была делом всей нашей жизни, была разрушена."

В августе 1938 года Макс и его жена Алиса уехали в Нью-Йорк, рассчитывая вернуться в Гамбург осенью того же года. А в ноябре наступила Хрустальная ночь. В гостиной особняка Фриды на Пятой авеню Макс переваривал новости о взрыве антиеврейского насилия по всей Германии - десятки убитых, сотни сожженных дотла синагог, тысячи разгромленных магазинов и предприятий, десятки тысяч еврейских мужчин, попавших в облаву. Он повернулся к своему сыну Эрику. "Теперь все кончено, - с горечью сказал он.

В 1920-х годах Эрик три года прожил в США, изучая банковское дело, и в процессе получил статус резидента, который он благоразумно поддерживал частыми поездками в Нью-Йорк. Это позволило ему подать заявление на получение гражданства в 1938 году. Как родители американского гражданина, Макс и Элис получили привилегии в рамках строгой системы квот, установленной Законом об иммиграции 1924 года. В итоге они тоже смогли натурализоваться, избавив себя от трагической судьбы тысяч еврейских беженцев, для которых нация оставалась упорно закрытой.

Эрик, только что окончивший школу, недолго служил в немецкой армии в конце Первой мировой войны. Будучи новоиспеченным американцем, он не стал дожидаться вступления США во Вторую мировую войну и поступил на службу в ВВС США в качестве офицера разведки. Благодаря знанию языков и опыту работы он стал ценным военным следователем, допрашивая различных высокопоставленных нацистских пленных, в том числе могущественного командующего люфтваффе и председателя Рейхстага Германа Геринга.

Пока Эрик служил на военных театрах Европы и Северной Африки, Макс провел последние годы жизни в написании и переписывании мемуаров, словно пытаясь осмыслить неожиданный путь, который проделала его жизнь. Он дожил до крушения Гитлера и нацизма, хотя в Германию так и не вернулся. Он умер в конце 1946 года, через два месяца после завершения Нюрнбергского процесса. Он был похоронен на кладбище Сонная Лощина в Вестчестере рядом со своим братом Паулем.

 

-

Банк Варбурга чудом пережил гитлеровский режим: в конце 1940-х годов Эрик вернул себе место в фирме, и ее название было восстановлено. Сын Эрика, Макс, названный в честь деда, позже занял свое место в семейном бизнесе, ознаменовав собой шестое поколение семейного руководства. Спустя более двух столетий после своего основания M.M. Warburg продолжает работать из своей давней штаб-квартиры на Фердинандштрассе, тихой улочке в квартале от озера Иннер Альстер.

Невероятно, но M.M. Warburg пережил Kuhn Loeb, который стал жертвой тех же превратностей индустрии, которые уничтожили имена многих известных финансовых домов. Переломный момент наступил в 1969 году, когда смелое десятилетнее инвестиционно-банковское партнерство Donaldson, Lufkin & Jenrette подало заявку на IPO, оспорив старое правило Нью-Йоркской фондовой биржи, запрещавшее фирмам-участникам выходить на биржу. Отмена этого запрета и другие финансовые реформы, введенные после Великой депрессии, вызвали оргию слияний и размещений акций, разрушив модель партнерства, которая связывала фирмы и семьи на протяжении более века, и радикально изменив стимулы и терпимость к риску крупнейших игроков Уолл-стрит. Эти новые фирмы теперь отвечали перед акционерами, а не перед партнерами, ревностно охранявшими фирмы, которые носили имена их семей. "Старые времена инвестиционного банкинга сегодня уже не существуют", - размышляет Дэвид Шифф, правнук Джейкоба и бывший партнер Kuhn Loeb. "Конечно же, ваше рукопожатие означало ваше слово. Так было в большинстве фирм, во всяком случае, в старых фирмах. Но сегодня это, конечно, не так. Думаю, это ушло в прошлое, когда Donaldson Lufkin стала публичной".

В конце 1977 года компания Kuhn Loeb, по-прежнему высоко ценившаяся, но испытывавшая трудности в борьбе за бизнес с более крупными конкурентами, попыталась найти убежище в слиянии с Lehman Brothers. Это была несчастливая пара, отмеченная столкновением выдающихся личностей и противоположных взглядов. В начале 1980-х годов объединенная компания, известная как Lehman Brothers Kuhn Loeb, снова слилась, продав себя за 360 миллионов долларов компании Shearson, брокерскому подразделению American Express. Новая компания была названа Shearson Lehman, а имя Kuhn Loeb, более века являвшееся неотъемлемой частью Уолл-стрит, было практически стерто. Несколько лет спустя бывший партнер Lehman Уильям К. Моррис возглавил поглощение J. & W. Seligman & Co., выкупив акции сорока трех партнеров фирмы. (Позже компания была куплена Ameriprise Financial).

В начале 1990-х годов Lehman Brothers вновь появилась на свет, став публичной компанией. К этому времени она была уже просто торговой маркой и не имела никакого сходства с партнерством, созданным Эмануэлем и Майером Леманами. Их потомки были в ужасе от бесславного краха инвестиционного банка в 2008 году, связывая имя Lehman с безрассудной финансовой практикой, которая помогла разжечь финансовый крах. Из могущественных немецко-еврейских финансовых домов, определивших эпоху американских финансов, только Goldman Sachs, который