Он позвонил по внутреннему телефону своему помощнику Джонсону, тому самому крепышу, который начинал, вместе со своей командой, операцию по доктору Брунну (и Бласа сработал он, и Кристу вел, да мало ли чего он делал), и попросил его срочно подняться (слава богу, жил при посольстве, под рукой). Когда Джонсон пришел, Пол сказал ему, чтобы тот — с двумя своими людьми — через два часа был в ресторане «Эль Бодегон» и провел скрытое фотографирование трех людей, которых он определит по тому, что возле каждого будет лежать пачка сигарет «Честерфилд» без фильтра и два коробка спичек, один из которых будет открыт. После того как объекты будут сфотографированы, необходимо весьма осторожно проследить их маршрут домой (или же в отель) и составить об этом сообщение, которое следует срочно передать в отдел разведки департамента, «вне зависимости от того, встретимся мы с вами сегодня или нет. Задача ясна?»

Джонсон редко отвечал, все больше молча кивал круглой головой, яростно работая челюстями, — порою Роумэну казалось, что он жует не одну, а добрый десяток резинок.

А уже после этого, без пометки «молния», он составил вторую телеграмму:

«Упомянутых в предыдущем сообщении нацистских преступников мне удалось выявить благодаря тому, что в вашей телеграмме 472–41 от седьмого августа сорок шестого года была названа фамилия доктора Брунна, который, как вы сообщали, мог быть сотрудником политической разведки Бользеном или — что явствовало из последующей телеграммы — СС штандартенфюрером Штирлицем.

Работа, проведенная с означенным выше объектом, позволила получить данные, необходимые для того, чтобы затем выйти на «узел Гаузнера». Не может не вызывать удивления то, что некий Кемп, о котором я неоднократно сообщал в отдел, но до сих пор не получал о нем никакой информации, хотя просил запросить о нем «организацию», был странным образом осведомлен о ряде моих планов, утвержденных Отделом разведки. Это позволило ему войти в контакт с Брунном, опередив меня. Целью такого рода мероприятия было доказать Брунну, что немцы знают о нем и именно они проявляют о нем заботу, что было подтверждено устройством Брунна на работу в ИТТ к Эрлу Джекобсу именно Кемпом, хотя именно я должен был сделать это, как и было рекомендовано отделом. Видимо, отдел должен самым серьезным образом исследовать вопрос о возможной утечке информации, весьма выгодной для «организации» Верена. Не могу представить, что кто-то из наших передает в Мюнхен совершенно секретные сведения, связанные с работой по выявлению нацистских преступников, но то, что информация уходит — не представляет теперь для меня никакого сомнения, особенно после того, как я вышел на Гаузнера и был вынужден вылететь в Мюнхен без вашей санкции, опасаясь, что моя телеграмма с подробным описанием обстоятельств спугнет того (или тех), кто связан с неким Вереном и действует во вред интересам Соединенных Штатов.

Подробное сообщение о тех сенсационных сведениях, которые мне удалось получить у Гаузнера, я составлю после того, как будет завершена сегодняшняя операция. Просил бы высказать ваше мнение о возможности привлечения к работе по выявлению нацистских преступников и всей их сети — не только в Испании, но и во всем мире — здешних республиканцев, которых отличает традиционная ненависть к гитлеризму. Должен заметить, что многие из них тяготеют к коммунистической идеологии. Является ли допустимым сотрудничество с ними в операциях против нацистов? Просил бы зафиксировать всех, через кого будет проходить эта телеграмма, пока ее не положат на стол Макайру, чтобы можно было начать расследование, связанное с выявлением немецкой агентуры в Отделе разведки. Роумэн».

Ну, что, Макайр, усмехнулся Роумэн, трудно тебе будет отвечать на эту телеграмму, а? Ведь она придет к тебе по лестнице, ее краткое содержание будет записано в реестр поступившей информации, о ней наверняка доложат большому начальству, потому что речь идет о возможном предательстве кого-то из работников Отдела разведки. Может быть, ты сможешь доказать, что тебе подсовывали липу по поводу ситуации в Латинской Америке и тамошней немецкой агентуры, которую ты зачем-то отправлял мне? Кто именно гнал тебе эту липу? Подвергалась ли она проверке? Кто перепроверял? По чьему поручению? А если не проверяли, то отчего существует абсолютное доверие к источнику информации? Так назови его, назови!

«Молния» уже пришла к тебе, Макайр, занимайся ею. Эта придет позже, тогда, когда Криста расскажет мне все то, что должна рассказать, Джонсон вытопчет этих трех нацистов, а Штирлиц поможет провести очную ставку между Гаузнером, мною и Кристой. Гаузнер не может не объявиться здесь, и я понимаю, зачем они его сюда прислали… «Скрылся от ареста»… Расскажите вашей кузине… Он будет искать встречи со мной, чтобы поставить все точки над «i», однако Эронимо сделает так, что найду его я. И когда все это произойдет, я отправлю подробный отчет о том, что мною было сделано: вы можете заниматься, чем вы хотите, а я продолжаю свою борьбу с нацистами, и я стану продолжать ее, пока последний из них не сдохнет в помойной яме. Вы можете делать то, что вам представляется нужным, а я все эти месяцы делал то, без чего нельзя жить на этой земле, потому что многое можно простить, но вот только гитлеризм прощать нельзя. И я правильно поступал, что гнул свое, и действовал по своему плану, не отправляя его вам не утверждение. Я поступал правильно, потому что я выяснил здешнюю нацистскую сеть, а потом я сделаю это же и в Латинской Америке, и я знаю, как я это сделаю, я раскручу цепь этого Верен а.

…Спустившись вниз, Роумэн зашел в маленькую застекленную комнату дежурного, еще раз уточнил по транспортному справочнику точное время (если в Испании можно говорить о таковом) прибытия автобуса из Севильи, экспресс «Сур-Норте», и начал листать толстую тетрадь (похожа на ту, в которой отец записывал удои его племенных коров), где были зарегистрированы адреса и телефоны дипломатов, сотрудников военного атташата, представителей прессы и руководителей ведущих фирм, аккредитованных при министерстве экономики.

Он медленно вел пальцем по именам, заставляя себя видеть лица корреспондентов ЮПИ, Ассошиэйтэд Пресс, «Лук», «Кольерс», «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост»; он верил в физиогностику, ему всегда казалось, что человек с открытым, красивым лицом не может сделать подлость, это удел тонкогубых, щербатых уродцев; физический изъян у мужчины подобен душевной травме женщины, после которой та пускается во все тяжкие; человек с неприятной внешностью обуреваем такими же желаниями, как и тот, кого природа наградила сильным телом и располагающим лицом; однако если симпатичный (внешне) человек живет без комплексов, то уродец уже в детстве начинает понимать, что добиться своего он может лишь хитростью и обманом, змейством, одним словом. (Если, конечно же, речь не идет о недюжинном характере, одаренном талантом или просто ярко выраженной способностью, — в математике ли, музыке, поэзии, финансах.)

Роумэн сразу же понял, что к Липшицу он звонить не станет; слишком молод, не воевал, из бедной семьи, лишен поэтому врожденной тяги к независимости мышления и поступка, постоянная оглядка на тех, от кого зависело, да и поныне зависит его будущее; Эдмонд Скулбрайт из АП был маленьким, лысым, с оттопыренными ушами и дурным запахом — от него постоянно воняло потом и затхлым бельем, хранившимся в сыром помещении; к тому же он расист; почему-то все расисты воняют затхлостью и еще у них мерцающие глаза, как у климактерических женщин; Ник из «Вашингтон пост» нравился Роумэну, славный человек, воевал, приятен собою, но его газета слишком близка к администрации, ему будет не просто напечатать в завтрашнем номере своей газеты то, что необходимо опубликовать после того, как будет закончен разговор с Кристой, — она главный свидетель Пола, она и Штирлиц; она — важнее, ее показания будут (не имеют права не быть) сокрушительными: «организация», которую возглавляет генерал Гитлера, начала развертывание своей агентурной цепи в мире, работает против американцев, используя провокацию как метод деятельности; она расскажет о Гаузнере, о гибели ее отца и о том, что стало с Олафом Ли; она скажет все про то задание, которое сейчас ей поручил Гаузнер, а уж потом все это дело, да и не только это, прокомментирует он, Роумэн; отступать некуда; все равно ему придется уйти с государственной службы, потому что он не намерен бросать Кристу, он любит ее, и она будет с ним. Всегда. До конца дней его.