Задняя дверь была закрыта, закуток перед ней пуст. Я поднялся на колени и прислушался. Хлопнула еще одна дверь. Взревел мотор.

Я просто взбесился. Пролетел через зал, распахнул дверь и перескочил порог. Фокус для простаков. Они хлопнули дверью и завели двигатель только для того, чтобы выманить меня наружу. Я лишь увидел взметнувшуюся с бутылкой руку.

В третий раз за двадцать четыре часа меня отправили в нокаут.

В мир я вернулся с криком и от резкого запаха нашатыря. Чье-то лицо… я сжал кулак и… Замаха не получилось. Руки превратились в пару четырехтонных якорей. Я дернулся и застонал.

Размытые контуры обрели четкость и материализовались в усталое, но внимательное лицо мужчины в белом халате – врача «скорой помощи».

– Понравилось? – ухмыльнулся он. – Некоторые даже внутрь принимают – с тоником.

Он протянул руку – что-то ущипнуло, и игла уколола плечо.

– Ранение легкое, а вот с головой у вас похуже. Придется полежать.

Лицо пропало. Я поводил глазами. Дальше все расплывалось. Потом я увидел другое лицо – девичье, сосредоточенное, напряженное. Кэрол Прайд.

– Ага. Вы за мной следили, – сказал я. – Так вот, значит.

Она улыбнулась и придвинулась ближе. Потом ее пальцы гладили меня по щеке.

– Патрульные подоспели вовремя. Вас уже завернули в ковер и собирались засунуть в грузовик.

Видеть нормально я не мог. Перед глазами промелькнул румяный парень в синем и с пистолетом в руке. Кто-то застонал неподалеку.

– Они и еще двоих закатали, но те были уже мертвы, – сказала она. – Уф!

– Идите-ка домой, – пробормотал я заплетающимся языком. – Идите и напишите себе рассказ.

– Вы это уже говорили, глупенький. – Она продолжала гладить меня по щеке. – Повторяетесь, а я думала, у вас такое само собой получается. Ну что, глазки закрываются?

– Мы обо всем позаботились, – резко вмешался новый голос. – Уберите раненого куда-нибудь, где им займутся всерьез. Мне нужно, чтобы он выжил.

Из тумана ко мне вышел Ривис. Лицо его проявлялось медленно – серое, внимательное, суровое. Оно опустилось, как будто он сел рядом.

– Значит, решили, что вы самый умный, – отрывисто, раздраженно заговорил лейтенант. – Ладно, выкладывайте. И наплевать, что у вас голова болит. Сами напрашивались, вот и получили.

– Дайте выпить.

Неясное движение, вспышка – и губ коснулось горлышко фляжки. Живительная влага обожгла глотку. Холодная струйка побежала по подбородку, и я отвернулся.

– Спасибо. Магуна взяли? Здоровяка…

– Нашпиговали свинцом, но еще ворочается. Повезли в больницу.

– А индейца нашли?

– Индейца?

– В кустах под Крестом мира, на Пэлисейдс. Это я его застрелил. Случайно.

– Черт…

Ривис пропал, зато пальцы вернулись и снова медленно и ритмично поглаживали мою щеку.

Ривис скоро вернулся и снова сел.

– Кто этот индеец? – бросил он.

– Что-то вроде телохранителя у Сукесяна. Он…

– Нам о нем известно, – перебил лейтенант. – Вы были в отключке больше часа, приятель. Леди поведала нам о карточках. Говорит, что сама виновата, но я ей не верю. В любом случае дело странное. Я уже отправил туда пару ребят.

– Я там был, – сообщил я. – В его доме. Ему что-то известно, только не знаю что. Меня испугался, однако убивать не стал. Странно.

– Любитель, – сухо отрезал Ривис. – Оставил эту работу для Лося Магуна. А Лось Магун был крут… до последнего времени. За ним много чего числится, послужной список отсюда до Питсбурга. Вот, держите. Но осторожнее. Напиток для последней исповеди. Даже жалко на вас тратить.

Фляжка снова коснулась моих губ.

– Послушайте… – прохрипел я. – Они работали заодно. Сукесян был мозгом. Линдли Пол – наводчиком. Потом они что-то не поделили…

– Чушь, – сказал лейтенант.

Где-то на заднем плане зазвонил телефон, и чей-то голос произнес:

– Вас, лейтенант.

Ривис ушел, а когда вернулся, садиться уже не стал.

– Может быть, вы и правы. – Голос его звучал уже мягче. – По крайней мере, в этом. В одном доме в Брентвуд-Хайтс обнаружены златокудрый мертвец и плачущая над ним женщина. Самоубийство. Там же на столике и нефритовое ожерелье.

– Слишком много смертей, – пробормотал я и отключился.

Я пришел в себя уже в машине «скорой помощи». Сначала подумал, что я один, но потом почувствовал ее руку и понял – нет. Я ничего не видел, даже света. Глаза закрывали повязки.

– Доктор впереди, с шофером, – сказала она. – Можете подержать меня за руку. Хотите, я вас поцелую?

– Если это не слишком ко многому меня обяжет.

Кэрол тихонько рассмеялась:

– Думаю, жить будете. – Она поцеловала меня. – У вас волосы пахнут виски. Вы что, купаетесь в нем? Доктор сказал, вам нельзя разговаривать.

– Меня огрели полной бутылкой. Я рассказал Ривису про индейца?

– Да.

– А сказал, что миссис Прендергаст считает, будто Пол был связан…

– Вы ни словом не упомянули про миссис Прендергаст, – быстро перебила она.

Я промолчал. Немного погодя она сказала:

– Этот Сукесян… по-вашему, он был дамским угодником?

– Доктор запретил мне разговаривать, – ответил я.

Две недели спустя я ехал в Санта-Монику. Тяжелое сотрясение мозга обернулось десятидневным пребыванием в больнице за свой счет. Примерно столько же провалялся на койке в тюремной палате окружного госпиталя Лось Магун, из которого выковыряли то ли семь, то ли восемь полицейских пуль. Потом его закопали в землю.

Практически похоронили и всю эту историю. Газеты поиграли с ней некоторое время, привели кое-какие подробности и в конце концов сошлись на том, что случившееся стало результатом разборок внутри промышлявшей драгоценностями банды, члены которой вели двойную игру. Так рассудила полиция, а уж она-то знает, что говорит. Никаких других украшений не обнаружили, но на это никто и не рассчитывал. Скорее всего, банда проворачивала по одному делу за раз, привлекая к грязной работе людей со стороны, которые потом отправлялись домой со своей долей. О том, как именно обстояло все в действительности, знали только трое: Лось Магун, тоже оказавшийся армянином, Сукесян, использовавший свои связи для поиска обладателей нужных драгоценностей, и Линдли Пол, наводчик, указывавший бандитам, где и когда совершить нападение. По крайней мере, такое объяснение предложила полиция, а уж ей-то виднее.

Был теплый приятный денек. Кэрол Прайд жила на Двадцать пятой улице в аккуратном домике из красного кирпича с живой белой изгородью.