В течение двух лет Н. Слесарев проделал колоссальную работу по обследованию обнаруженных семи захоронений. В них были найдены останки 98 человек. Воинские звания удалось установить только у половины: офицеров – 22 (в том числе майоров – 2, капитанов —1, старших лейтенантов – 6, лейтенантов – 7), сержантов – 12, солдат – 15. Был обнаружен 21 медальон, но часть бумажных вкладышей в них оказалась безнадежно испорченной (даже криминалистам не удалось их расшифровать), другие – вообще не были заполнены. По записям удалось опознать 16 человек, из них шестеро были из 120-го гап, один офицер из 166-й сд. Принадлежность остальных установить не удалось, хотя Слесарев разыскал их родных. Но найденные предметы снаряжения и экипировки погибших, их обмундирование и эмблемы позволили сделать вывод, что большинство захороненных у д. Богдановка принадлежали 120-му гап, в частности, его штабным подразделениям и подразделениям боевого обеспечения (радисты, разведчики, топографы, вычислители, писари, медики). Позднее в этом же районе Слесарев нашел еще одно захоронение с останками 25 человек, в основном пехотинцев. По рассказам местных жителей, они погибли за 2—3 дня до атаки артиллеристов. Всего Слесарев в одиночку нашел останки 125 воинов, установил имена 19 из них.

11 октября 1981 г. – через 40 лет после последней попытки прорыва частей 19-й армии из окружения у Богородицкого – начальник отдела газеты «Красная Звезда» А. Хорев на основе моих материалов написал большой очерк «Отцовский полк». А 25 ноября он же написал большую статью «Забыть не вправе» о поисковой работе Н.Н. Слесарева, где затронул вопросы о розыске воинов, пропавших без вести, о необходимости захоронения останков погибших[384]. Ведь в то время раздавались голоса за то, чтобы имена пропавших без вести не включать в Книги Памяти!

Начальник штаба 120-го гап майор Ф.С. Машковцев (1904 – 1941) застрелился в безвыходной обстановке 13 октября у д. Богдановка

К моему большому сожалению, опознать останки полковника Н.И. ЛОПУХОВСКОГО[385]не удалось. Относительно обстоятельств его гибели существует несколько версий. Если не вдаваться в подробности, они сводятся к следующему. Первая (щадящая меня версия): отец умер в результате тяжелого ранения, и его успели даже похоронить, документы забрал адъютант или кто-то из штабных работников. Вторая (я про себя назвал ее героической): отец застрелился, чтобы избежать плена, которого он все равно не выдержал бы. Возможно, она возникла в разговорах однополчан в лагерях военнопленных и более поздних воспоминаниях ветеранов. Не все бойцы и командиры знали о возвращении отца из госпиталя в Вязьме 1 октября. Говорили: командир полка с нами, командир приказал, командир ранен, умирает, застрелился... Но при этом многие имели в виду исполнявшего обязанности командира полка в течение почти месяца майора Машковцева, который застрелился. И, наконец, версия, рассказанная Фризеном много позднее после моих настойчивых попыток узнать правду. По некоторым признакам она мне кажется самой правдоподобной. По его словам, раненного в живот осколком мины полковника Лопуховского пристрелил немец (так называемый «выстрел милосердия»), который снял с него часы и срезал знаки различия – петлицы с четырьмя «шпалами». Еще бы – за полковника могли и отпуск дать! Поэтому, кстати, его и опознать среди погибших оказалось невозможным.

В течение 30 лет на все мои запросы и запросы ветеранов в ЦАМО РФ отвечали, что документов о 120-м гап в архиве нет. Тем не менее 16 марта 1990 г. в делах Западного фронта мне удалось обнаружить штатно-должностной список командного состава полка по состоянию на 24 июля 1941 г. (то есть после месяца боев и отхода из Белоруссии). Впервые удалось установить фамилии 161 офицера и сержанта (занимающих офицерские должности). Из них 80 человек к тому времени мне еще не были известны. Через некоторое время я уже знал судьбу 144 человек, 49 из них уцелели в огне войны. В результате многолетнего поиска к 1 октября 1995 г. удалось установить фамилии 543 человек (30% от численности полка на 1.10.1941 г.), из них: погибло – 60 (офицеров – 28), пропало без вести – 191 (123), были живы после войны – 171 (68), судьбу 121 человека в связи с недостаточными персональными сведениями о них установить пока не удалось.

Останки начальника штаба 120-го гап майора Ф.С. Машковцев

Время брало свое, и мои запросы и письма чаще всего запаздывали. Особенно жалею, что не застал в живых командира взвода разведки 3-го дивизиона лейтенанта ЛЮЛЯВА Д.С. (мое письмо пришло в Одессу через два месяца после его кончины), который был с командиром полка до конца и точно знал, как он погиб. Его взяли в плен 13 октября, 20-го он бежал с двумя товарищами. Потом все же был пойман и оказался в концлагере в Германии. Был членом антифашистского комитета военнопленных, поддерживал связь с подпольной группой немцев. Но после репатриации и спецпроверки вновь оказался теперь уже в советском концлагере. Его вдова толком ничего не могла вспомнить из его рассказов.

Череп майора, представленный на исследование

Фотосовмещение черепа и фотографии майора Ф.С. Машковцева

исключением все они были репрессированы – стране нужна была дармовая рабочая сила для возведения великих строек коммунизма. Один военнослужащий 120-го гап после освобождения из плена «прошел госпроверку в 12-й запасной стрелковой дивизии по 1-й категории». Сия иезуитская формула означала высшую меру наказания – расстрел. Приговор обжалованию не подлежал и, как правило, приводился в исполнение немедленно.

Насколько бывшие военнопленные были запуганы репрессиями, говорит следующий факт. Разысканный мной в конце 70-х годов командир огневого взвода 2-го дивизиона 120-го гап лейтенант К.И. Бураков (встретиться с ним не удалось, так как он вскоре умер), просил однополчан, чтобы они не говорили полковнику Лопуховскому (то есть мне), что он был в плену. Но я-то знал, что он с товарищем – тоже командиром взвода этого дивизиона лейтенантом К. (фамилию называть не буду) – бежал из плена чуть ли не на второй день. Оба благополучно прошли проверку в спецлагере НКВД (считалось, что они были в плену до 7.03.42, так как находились на оккупированной территории), хорошо воевали, в конце войны стали капитанами. Бураков в письме утверждал, что К. в последнем бою у Богдановки был недалеко от командира полка, и знал, как погиб полковник. Но он погиб в 1947 г. на полигоне в результате случайного разрыва снаряда. На самом деле, как я тут же выяснил, К. застрелился 6.04.1948. Видимо, офицер не выдержал постоянных напоминаний о плене.