Следовательно, Генрих Гиммлер ничего не знал о планах графа. Он был вне подозрений даже тогда, когда в 13 часов дня в спальный вагон рейхсфюрера СС ворвался его шофер, штурмбанфюрер СС Лукас, с криком: «Покушение на фюрера! Покушение на фюрера!»

В 12.42 бомба Штауффенберга сработала во время обсуждения положения на фронтах в штаб-квартире фюрера. За несколько минут до этого полковник спешно покинул помещение. Внешняя охрана задержала было Штауффенберга, но он дозвонился до дежурного офицера и был пропущен на выезд.

Когда Гиммлер примерно через полчаса после покушения поздравлял Гитлера со счастливым спасением, его подозрение пало на группу рабочих организации Тодта[149], осуществлявших строительные работы на территории ставки, пойдя, таким образом, по ложному следу. Только лишь по прошествии некоторого времени он обратил внимание на дежурного телефониста — фельдфебеля, доложившего о поспешном отъезде полковника Штауффенберга. Тем не менее Гиммлер не принял мер по аресту графа.

Кто-то из офицеров штаб-квартиры фюрера позвонил Кальтенбрунеру и посоветовал уточнить у полковника фон Штауффенберга в штабе резервной армии на Бендлерштрассе, почему тот срочно покинул «Волчье логово». Шеф главного управления имперской безопасности последовал совету и послал в гнездо заговорщиков оберфюрера СС Пиффрадера. Но Штауффенберг отказался с ним разговаривать и распорядился запереть его в одной из комнат.

Этот эпизод свидетельствует о беспомощности руководства СС, хотя охранные отряды НСДАП в течение ряда лет имели задачу подавления любых антигосударственных беспорядков, а полиция безопасности и СД вели борьбу с так называемыми врагами государства. Легенда об их бдительности и постоянной готовности была в результате этих событий развеяна и берлинское руководство СС фактически парализовано. Роты лейбштандарта не покидали казарм в Лихтерфельде, главное управление имперской безопасности на Принц-Альбрехтштрассе не получило никакого подкрепления, а его сотрудники с бессильным раздражением наблюдали в окна, как по улицам города маршировали подразделения вермахта, поднятые по сигналу заговорщиков — «Валькирия» — для окружения и изоляции правительственного квартала. Еще более беспомощными оказались отряды полиции и охранных отрядов в провинции и оккупированных районах Европы.

В 18.30 начальник штаба венского военного округа полковник Генрих Кодре получил телеграмму с Бендлерштрассе, в которой приказывалось арестовать всех важнейших чинов партии и полиции Австрии. В качестве обоснования этого распоряжения указывалось: «Бессовестная клика партийных деятелей, воспользовавшись моментом (покушением на Гитлера), попыталась ударить в спину частей, с трудом удерживающих фронт, чтобы захватить власть в собственные руки».

Вскоре по телетайпу был передан новый приказ путчистов: «Вам надлежит снять с должностей, арестовать и поместить в отдельные тюремные камеры гауляйтера, имперского наместника, министров, обер-президента, полицейских президентов, высших эсэсовских и полицейских чинов, руководителей гестапо… При возникновении сомнений в лояльности командиров подразделений и частей войск СС брать их под арест и заменять офицерами вермахта. Подразделения войск СС, которые откажутся вам подчиниться, немедленно разоружить».

Кодре в замешательстве прочитал берлинские распоряжения, так как ему пришлось брать всю ответственность за их выполнение на себя в связи с тем, что командовавший округом генерал был в отъезде, а заместителя не было на месте. Он нашел выход из положения, пригласив соответствующих чинов на совещание к командующему округом на 20 часов того же дня. Пришли все — высший эсэсовский и полицейский начальник Квернер, генерал-лейтенант полиции Шуман, заместитель начальника полиции безопасности и СД, комендант города по войскам СС и другие.

После того как он объявил собравшимся о сути дела, оборгруппенфюрер СС Квернер и полицейский президент Готцман заявили, что предоставляют себя в распоряжение нового режима. Так что осложнений с ними не было. Все остались под арестом в комнате для совещаний, коротая время за разговорами. Когда же около 21.30 из последнего телефонного разговора с Берлином стало ясно, что путч не удался, задержанные никакого гнева не проявили.

Военные извинились перед ними, сославшись на берлинские приказы, и вежливо распрощались. Как потом вспоминал Кодре, «никто из тогда собравшихся не выражал недовольства, хотя и имел на то право, будучи задержанным безосновательно».

Нечто подобное произошло и в Париже. Примерно в то же время, когда полковник Кодре в Вене прощался с «арестантами», мобильное подразделение 1-го полка по обеспечению безопасности и порядка под командованием подполковника Кревеля выступило для захвата парижских отделений гестапо и СД. Помощник военного коменданта Парижа генерал-майор Бремер лично арестовал высших эсэсовских чинов во Франции — Карла Альбрехта Оберга и Хельмута Кнохена. В 23 часа вечера оба уже сидели за бутылкой коньяка, слушая музыку, в запертой комнате гостиницы «Континенталь», а в 24.00 сотрудников полиции безопасности уже упрятали в камерах тюрьмы Фресне и казематах старого форта.

Офицеры парижского гарнизона праздновали в ресторане гостиницы «Рафаэль» победу над «черным орденом», как вдруг по радио передали обращение Гитлера и вслед за ним приказ командующего Западным фронтом генерал-фельдмаршала Гюнтера фон Клюге. Все надежды на изменение положения были перечеркнуты. Клюге прежде поддерживал тесные контакты с оппозицией, но затем вновь подпал под влияние Гитлера. Когда он узнал об аресте сотрудников полиции безопасности Парижа, то сместил командующего немецкими войсками во Франции генерала Карла Генриха фон Штюльпнагеля и приказал немедленно освободить Оберга и его людей.

В 1.30 утра 21 июля военный комендант Парижа генерал-лейтенант барон Ганс фон Бойнебург-Ленгсфельд отправился освобождать арестованных эсэсовцев. Оберг и Кнохен также слышали выступление фюрера. Когда генерал объявил обоим, что они свободны, Оберг вскочил на ноги и заорал: «Что это за свинство допущено вами, Бойнебург?»

Тогда комендант попросил эсэсовцев спуститься в ресторан гостиницы, чтобы получить объяснения Штюльпнагеля. Увидев того в баре, возмущенный Оберг намеревался на него накинуться, но тут между ними встал находившийся там же посол Отто Абетц, который воскликнул: «Чтобы ни происходило в Берлине, здесь, во Франции, идут тяжелые бои в Нормандии, поэтому все немцы должны составлять единый фронт».

Группенфюрер СС Оберг постепенно остыл и успокоился. В ту ночь возникло тайное единение СС и вермахта против главного управления имперской безопасности. Военный историк Вильгельм фон Шрамм отнес это к странным явлениям в человеческой натуре, вызванным событиями 20 июля 1944 года. Шеф полиции безопасности Кнохен доложил Гиммлеру, что арест его сотрудников был не более как учением, согласованным заранее группенфюрером СС Обергом с генералом фон Штюльпнагелем.