став гражданином, он не смог бы ни на что повлиять. Зато его дети стали чем-то большим. Родившиеся в стенах Первого Города, они уже не были иммигрантами. Они были первенцами в полном смысле этого слова. И они взяли контроль над судьбой в свои руки. За столько короткое время они уже успели выполнить с десяток заданий церкви. Они не просто стали частью мира, они начали менять его лицо. Одно понимание этого переполняло Сергея гордостью.

У них была возможность — и они её не прошляпили. О таком любой родитель мог только мечтать.

И всё же, он до сих пор помнил слова главы картеля. «Не дай забрать их, как забрали моего сына». До сих пор он не мог сказать ничего плохого о церкви. Как бы иронично это ни звучало, но по сравнению с Синдикатом церковники были святыми. В отличие от синдикатовских Приютов, они не требовали выкупа за свободу. Не требовали пахать изо всех сил, чтобы заслужить гражданство. Церковь лишь просила одного: стань сегодня лучше, чем был вчера. Не для кого-то другого, а только для себя. Детей драться они учили не с целью создания полувоенной организации — сами дети вызывались помогать людям, потому что, обретая силу, они понимали: сидеть сложа руки было бы преступлением.

Это-то и отличало их от Сергея. За всё это время ничего подобного в его голове не возникло. Там было лишь сожаление, да чёткое понимание бесполезности всех его усилий. Даже успехи детей не могли убедить его, что сам он сможет что-то изменить. Лучшие годы он сжёг, избивая людей на потеху другим. Друзей он не завёл, только противников. Никто его не любил: все только боялись, да уважали.

Дети спасали его от ощущения никчёмности. И он всеми силами ухватился за них, плюнув на всё остальное. «Да горят эти бои синим пламенем. Пусть Гарт всё забирает. Мне уже ничего не нужно».

Интересно, думал ли Калеб, что бизнес, который он с такими усилиями построил, у него не только отнимут, но и бросят потом на произвол судьбы? От одной этой мысли Сергея затошнило. Скольким людям он причинил боль, даже не зная, зачем это делает? Он никогда не задавался вопросом, стоит ли наносить удар — он бил, а потом уже разбирался с последствиями. И сейчас, натолкнувшись на стену жизни, которую просто не пробить кулаками, он позволил грехам прошлого нагнать его. И только дети служили ему искуплением.

Даже среди всего этого кошмара, среди всей этой боли и ненависти, он, сам того не зная, сумел создать что-то прекрасное. Что-то, что изменит мир к лучшему, а не скатит его в тартарары.

— Сэр, там что-то не так, — донеслись до его ушей слова водителя. Машина остановилась, Сергей вышел наружу. Возле здания, в котором находился церковный приют, собралась небольшая толпа, не меньше сорока человек. С Сергеем было только четверо телохранителей, да Кили.

— Езжай обратно, — приказал водителю Сергей.

— Я с вами, — сказал Кили. Сергей махнул рукой.

— Нет. Если начнутся проблемы, ты мне здесь ничем не поможешь, только помрёшь зря. Уезжай.

— Но сэр…

— Слушай меня! — рявкнул Сергей. — Я не хочу, чтобы на моей совести была и твоя смерть. Если всё пройдёт нормально, я тебе позвоню. Если нет… что же, приятно было поработать вместе.

— Я съезжу обратно и приведу ещё ребят, — пообещал Кили. — Пожалуйста, воздержитесь от насилия, хотя бы пока.

Сергей кивнул, лишь бы от него отвязались. Автомобиль резко развернулся и уехал в обратном направлении. Сергей разгладил складки на костюме и двинулся к входу в здание. Все остальные воспитанники церковного приюта разъехались, в нём остались только дети Сергея, да дядя Миша в качестве наставника, потому толпа кроме подозрений ничего иного вызвать не могла. К тому же, не было привычного гомона, присущему кучке не знакомых друг с другом людей. Эти стояли здесь так, будто ожидали чего-то. До слуха Сергея донеслись тихие отрывистые разговоры, которые быстро прекратились, стоило ему подойти ближе.

— Что здесь происходит? — спросил он без лишних церемоний. Он не собирался играть по навязанным ему правилам. Любой другой бы посторонился, постарался не идти на конфронтацию. Но только не он.

— Мы здесь, чтобы дать свершиться чуду! — прокричал пожилой мужчина в потрёпанном костюме, похожий на бездомного. Остальные поддержали его криками.

— Ничто не помешает его рождению!

— Да свершится предначертанное!

— Справедливость восторжествует!

Сергей присмотрелся к кричавшим и вдруг понял, что узнает некоторых. Да, пусть они были в новой и чистой одежде, но грязные волосы и лица выдавали их прошлое. В голове Сергея будто бы зажёгся огонь понимания.

— Подождите-ка, вы же те люди, которым помогали мои дети! — сказал он, чувствуя, как от сердца немного отлегло. В конце концов, все эти бездомные здесь могли оказаться просто ради того, чтобы выразить благодарность.

— Нам сказали не пускать тебя, отец, — произнёс пожилой мужчина и оскалился, показав сгнившие зубы. — Ты не должен остановить их.

— Что за чушь. Пропустите меня! — скомандовал Сергей, уверенный, что толпа тут же разойдётся. В конце концов, даже эти несчастные должны были знать, кто он такой и что может с ними сделать, верно?

Никто и не думал уходить. Они стояли на месте, продолжая тихо переговариваться. В их глазах не было страха, только ненависть. «Так может ненавидеть только опустившийся на самое дно человек». Они презирали его, презирали за то, кем он был, и кем они никогда не могли бы стать. Что же, что бы ни произошло дальше, они сами выбрали свою судьбу.

Сергей сделал несколько шагов вперёд, закатывая рукава, всё ещё надеясь, что к силе прибегать не придётся. Толпа всё не расступалась. Когда он подошёл вплотную к первому ряду, кто-то протянул руки и попытался оттолкнуть его. Он не обратил внимания и продолжил пробиваться вперёд. Послышались первые вскрики, когда под его давлением люди начали падать назад. Пожилой мужчина провалился в глубину толпы и заорал, оказавшись под ногами своих собратьев по несчастью. Спиной Сергей почувствовал первые удары, но решил не отвечать. Он упорно продвигался вперёд, расталкивая толпу, разрезая её на две части, словно нож масло. И всё же, даже его силы не хватило, когда он оказался в самой середине. На него начали давить со всех сторон, а от вони грязных тел закружилась голова. Они вопили словно животные и били его, били изо всех сил. Он терпел. Он сильнее их. Он может это выдержать.

По крайнее мере, он так думал, пока его не огрели по затылку битой. Зубы клацнули,