был побежден и бежал к Филиппу Македонскому (Ливий, кн. XXVI). Персей, царь македонский[1030], в оправдание перед Марцием, говоря о тех, кто, по слухам, строил козни против Эвмена, сообщил: «Как только до меня в Македонии дошло ваше требование, я отдал распоряжение, чтобы требуемые вами лица покинули царство, и навсегда воспретил им вступать в мои пределы» (Ливий, кн. XXXVII). Самофракийцы объявили Эвандру, строившему козни против Эвмена, чтобы он покинул храм согласно предписаниям законов и религии.

5. Впрочем, указанным нами правом требовать выдачи для наказания лиц, бежавших из пределов территории государства, в течение последних минувших столетий в большинстве стран Европы пользуются по отношению только к тем преступлениям, которые затрагивают государственный порядок или отличаются чрезвычайной жестокостью злодейства. Менее значительные преступления предпочтительно взаимно предавать забвению, если только договорными статьями не предусмотрено что-нибудь на этот счет[1031]. Следует, однако же, иметь в виду, что разбойникам и пиратам, которые настолько усилились, что сумели внушить страх, нужно давать убежище и освобождать их от наказания, потому что человеческому роду важно, поскольку нет иной возможности, удержать их от преступлений обеспечением им безнаказанности; и действовать так в интересах человеческого рода может каждый народ или правительство народа.

VI. Тем не менее ходатайствующие берутся под защиту, пока по делу ведется следствие; и на основании чего должно быть вынесено обвинительное заключение

1. Необходимо отметить также, что просящие убежища пользуются защитою в промежуток времени, пока производится следствие о законности деяния. Так, Демофон обращается к послу Эврисфея:

Коль заподозрил ты гостей моих, —

Добейся прав своих, но не насилием!

А в другой трагедии Тесей обращается к Креонту:

Пустился ты на злодеяние, Креонт,

Позорное для Фив и пращуров твоих;

Вступил во град, известный благочестием.

Где все творится по закону и правам;

Презрев обычаи, произволением

Готов любое совершить насилие.

Таким ли вдовым, угнетенным этот град

Известен людям, я же ни во что иду?

Не научил тебя сей град Амфиона,

Не приобвыкший вразумлять лихих людей,

И не одобрит, как молва дойдет, что ты

Напал на храмы, на мое добро, исторг

Несчастных беглецов из их убежища.

Когда б вступил я в стены града Лабдака,

Хотя мое то верно достояние,

Бесспорно, рук ни на кого я не простер,

Без разрешенья той страны правителя,

Блюдя права пришельцев в чуждом городе.

Не оскверняй тебя молящей родины

Позором. Хоть и старец ты по возрасту,

Но слаб умом ты все же тем не менее.

2. Если же то, в чем обвиняются ходатайствующие, не воспрещено по праву естественному и по праву народов, то дело подлежит разрешению по внутригосударственному праву народа, откуда явились пришельцы. Это лучше всего показал Эсхил в «Молящих», где царь аргосский с такими словами обращается к толпе данаид, пришедших из Египта:

Когда б египтяне на вас простерли власть,

Ближайшие к вам по законам родины, —

Кто же этому захочет воспротивиться?

Вам следует теперь им доказать.

Что не подвластны им по праву вашему.

VII. Каким образом подданные соучаствуют в преступлении правителей, или члены общества – в преступлении общества; и каким образом различаются наказание общества и наказание отдельных граждан

1. Мы видим, как вина переходит на правителей от подданных, как коренных, так и пришельцев. И, наоборот, вина переходит от верховной власти на подданных, когда подданные дадут согласие на преступление или совершат по повелению или совету верховной власти что-либо, чего они не могли совершить, не впадая в злодеяние. Но об этом будет правильнее распространиться дальше, где должны рассматриваться обязанности подданных.

Преступление сообщается также от целого отдельным участникам, потому что, как говорит Августин в приведенном выше месте, «где все в совокупности, там и отдельные лица; совокупности могут состоять лишь из каких-либо отдельных лиц. Ибо отдельные лица в совокупности, или собранные воедино, образуют целое».

2. Вина падает на отдельных граждан, давших свое согласие на преступление, но не на тех, кто связан решением других. Ибо наказания отдельных лиц и всей совокупности различны. Подобно тому как иногда наказание отдельных лиц есть смерть, так «смерть государства есть государственный переворот» (Ликург), что бывает, когда государственное тело разлагается, но об этом предмете мы сказали в другом месте (выше, гл. IX, IV). И если государство прекратит свое существование, то, как правильно сказал Модестин, оно исчезает подобно узуфрукту (L. Si Ususfructus. D. quomodo ususfr. am.). Отдельные лица обращаются в рабство в виде наказания, как фивяне при Александре Македонском, за исключением тех, кто возражал против постановления о прекращении союза (Плутарх, жизнеописание Александра). Так, и государство обращается в гражданское рабство путем превращения его в зависимую область. Отдельные граждане утрачивают свое имущество вследствие конфискации. Так, и у государства могут быть отняты его общие имущества – стены, морские гавани, военные корабли, военное снаряжение, слоны, казна, государственные земли.

3. Но несправедливо, чтобы за преступления целого общества без согласия отдельных граждан они лишались своего имущества, как правильно показал Либаний, говоря об антиохийском восстании. То же самое подтверждает образ действий Феодосия[1032], который преступления общие наказывал закрытием театров, общественных бань, воспрещением названия столичного города [метрополии].

VIII. Как долго длится право наказания общества?

1. Здесь возникает серьезный вопрос, возможно ли во всех случаях подвергать наказанию за преступление целого общества. По-видимому, это возможно до тех пор, пока продолжает существовать целое общество, ибо все тело остается тем же самым, несмотря на последовательную смену частиц, как показано в другом месте. Но необходимо отметить, что так говорится о целом первоначальном и самом по себе, именно о том, что имеет казну, законы и тому подобное; другое возникло не иначе как производным образом от отдельных граждан. Так, например, мы называем ученым и доблестным целое общество, в котором таково преобладающее в нем большинство (Аристотель, «Политика», VII, XIII).

Того не рода и вина: ведь первоначально она присуща отдельным лицам как одушевленным существам, что не характеризует целое само по себе. По удалении же тех, благодаря которым вина переносится на целое, исчезает и вина последнего, а оттого отпадает и долг подвергнуться наказанию, которое, как мы сказали, без вины не имеет места. У Либания в упомянутой речи сказано: «Таким образом, я полагаю, что для наказания тебе достаточно того, чтобы из совершивших преступление никто не остался в живых».

2. Следует, стало быть, одобрить мнение Арриана, осуждающего месть Александра персам[1033], так как