И постепенно между Волшебником и «красивой окситанкой» установилась регулярная переписка. К сожалению, сохранилось лишь несколько писем девушки. Послания же Шатобриана, напротив, сберегла одна юная поклонница, и по ним мы теперь имеем возможность проследить за развитием этой идиллии…

Не отдавая себе отчета, Леонтина полюбила писателя. А он, в свою очередь, через эту переписку тоже проникся любовью к этой молоденькой незнакомке, душа которой так полно раскрылась перед ним:

«Я согласен, что для вас я – необъяснимый волшебник, – написал он ей несколько месяцев спустя, – если вы говорите мне правду, а я не напрасно считаю вас откровенной со мной. Давайте никак не будем называть наши отношения, как вы и предлагаете. К вашей молодости и прелести я могу прибавить лишь жизнь на исходе и неумолимость времени, то есть то, что уже нельзя изменить…»

«Вы говорите, что вовсе не любите меня, но вы же любите. Хотите, чтобы я раскрыл вам полное значение этого слова? А как иначе мне назвать то, что я чувствую к женщине, которую совсем не знаю? Признательностью за вашу доброту? Или нежностью, взаимной дружбой? Наконец, необъяснимым влечением, всегда появляющимся в отношениях мужчины с женщиной. Вот совершенно откровенно то, что я испытываю к Леонтине…»

Конечно же, псевдоним «Адель» исчез уже во втором письме. Почему же тогда она сначала скрывалась? По мере развития переписки тон Волшебника становится все нежнее и задушевнее:

«Вы говорите мне: я хочу счастья или горя с вами. Но вы ошибаетесь. Я принесу вам одно лишь несчастье. Я не говорю, что я какой-то роковой человек, которого вы могли бы полюбить; я говорю о том, что принесет вам это чувство. Все, кто всей душой привязывался ко мне, потом страдали. И я тоже бываю охвачен страхом, когда кто-то хочет связать свою судьбу с моей…»

Несмотря на эти слова, как же ему хотелось, чтобы она не отвернулась! Он так боялся, что она устанет от прелестной игры, возвращающей его в молодость, но еще больше он страшился увидеть ее и показаться ей на глаза, так как их огромная разница в возрасте просто не могла не оттолкнуть от него девушку… Но он был неправ: Леонтина любила в нем талант, ценила в нем писателя и его душу; в то время как для него, соблазнившего столько женщин на своему веку, любовь – это была реальность, соседствующая с мечтой…

Тем не менее к лету 1828 года Шатобриан уже почти свыкся с мыслью о неизбежной встрече. Однако в последний момент ему пришлось изменить свои планы – король назначил его послом в Рим: «Таким образом, все наши замыслы рухнули, и моя жизнь снова меняется…»

Но наконец в 1829 году их встреча все же состоялась:

«С 12 по 22 июля я буду в Котре, – писал Волшебник. – Я преклоняюсь перед вашей невидимой и непреодолимой властью надо мной. Ваш сон вскоре уступит место грустной реальности…»

Но Леонтина не боялась действительности, она знала, что не будет разочарована… А вот кто оказался разочарован, так это невидимый свидетель всей этой страсти, Жюльетта Рекамье – та, в которой Шатобриан возбудил ревность, рассказав об этой встрече.

«Наконец я встретил молодую женщину на берегу горного потока. Она поднялась и подошла ко мне. В деревушке ей сказали, что я в Котре. Как оказалось, эта незнакомка и была моей окситанкой, писавшей мне целых два года, которую я никогда не видел. Таинственная незнакомка открылась: patuit dea![156] Однажды вечером, когда мне нужно было уходить, она захотела пройтись со мной, а мне пришлось потом провожать ее до дома. Никогда мне не было так совестно: испытывать какую бы то ни было привязанность к женщине в моем возрасте – это казалось мне сущей насмешкой».

Вот так! Можно быть великим писателем и при этом гремучей смесью лицемера и лжеца, ибо за время пребывания в Котре они встречались много раз.

Конец же этого пребывания стал настоящей драмой. Появление на политической сцене министра Полиньяка вынудило Шатобриана подать в отставку. Тогда Леонтина предложила ему отказаться от свадьбы (почти назначенной) и укрыться в каком-нибудь римском монастыре или где-то еще, где бы они могли жить вместе, не нарушая моральных устоев. Безумные планы, планы без будущего. Они расстались в Котре; Шатобриан поехал в Париж, а Леонтина возвратилась в Отрив вместе со своей тетушкой, мадемуазель де Валлес. Девушка уезжала с твердым намерением выйти замуж. И она вышла – спустя год она стала графиней де Кастельбажак, чему была очень даже рада. Роман юной окситанки был завершен.

Однако Шатобриан и Леонтина еще встречались: в 1833 году – в Академии изящной словесности, а затем в 1847 году, за год до смерти Волшебника – в его квартире на улице дю Бак, где его навестила мадам де Кастельбажак.

– Это вы? – спросил он, протягивая ей обе руки, но не имея возможности подняться с кресла, к которому он отныне был прикован. – Я вас очень любил… Я по-прежнему люблю вас…

И на сей раз эти слова действительно стали последними в их романе. Посетительница убежала вся в слезах…

Сейчас замок Отрив закрыт для посещений из-за реставрационных работ.

Ля Рошпо

(La Rochepot)

Легендарная битва

Прекрасный рыцарь, что на войну отправился,

О, что вам эта дальняя страна?

Альфред де Мюссе

После того как была построена южная автострада, путешественники, направляющиеся из Парижа в Прованс, больше не видят за одним из поворотов красивый замок со светлыми стенами, отделанными удивительными по красоте коврами из покрытых лаком глиняных плиток – знаменитыми бургундскими изразцами. Взобравшийся на самую вершину поросшей лесом горы, находящийся на перекрестке дорог из Парижа в Лион и из Мулена в Базель, замок привлекает взгляд любого, даже самого равнодушного человека, ибо он являет собой вдохновенное наследие навсегда ушедших времен великого рыцарства.

Вплоть до 1408 года он назывался Ля Рош-Ноле – по имени города, расположившегося у его стен. Замком успешно управляли члены семейства Тиль, затем Божё и, наконец, Савойский род. А потом его приобрел один из участников сумасшедшего крестового похода. Его звали Ренье По. Замок нарекли Рошпо, и он до сих пор так называется.

В конце 1395 года тревожный призыв разлетелся в Европе, достигнув Дижона и даже Парижа: Сигизмунд, король Венгрии, просил о помощи, ибо его королевству, дальнему форпосту христианской веры, угрожали турки. Новый султан Баязид, прозванный Илдырымом (то есть «Молниеносным», что прекрасно отражало суть его характера), всегда оставался верным своему имени. После восшествия на престол он собрал войско и покорил Сербию. И теперь, удобно расположившись на южном берегу Дуная, он серьезно