учить вере на ином языке, помимо древнееврейского, греческого или латыни… Дергают нас язычники со всех сторон. Ссорится со мной князь Карак, язычник и святотатец, который взял себе в жены Лже-Хельгунду и угрожает, что, мол, теперь он имеет право на трон Пепельноволосых. Как же могу подать я руку брату своему, Ростиславу, когда разделяет нас держава языческого князька? Пускай ударит Ростислав на Карака, разобьет силы его, и тогда встретимся мы в Каррадононе, и я отдам приказ окрестить свой народ, как и сам был я окрещен… Император Михаил III обещал мне много золота, если создам я склавинскую державу на тех землях, где мы сейчас находимся. Почему вы прибыли ко мне с пустыми руками? Новой верой я смогу накормить лишь душу своего народа, но не накормлю его ртов и животов… Что вы, братья, видите на моей голове? Языческую повязку. Привезли ли вы корону, и имеется ли среди вас архиепископ, который может помазать меня священным елеем и сделать Помазанником Божьим? С пустыми руками вы приходите, вот с пустыми руками и уйдете.

Сказав это, подошел Даго к окну в зале приемов, открыл его и, указывая на освещенный факелами двор крепости, сказал под конец:

— Здесь, в этом месте будет выстроено каменное святилище, посвященное умершему на кресте Богу. Здесь вы станете обращать в веру и крестить весь мой народ. Вот только как же должен я его построить, ели вы приходите ко мне с пустыми руками?… Я дам вас сани, лошадей, воинов для охраны и безопасно проведу до своих границ. Но передайте Ростиславу и императору Михаилу III, а так же соправителю — императору Василию, которого люблю я, словно брата, ибо это он меня воспитал и обучил искусству правления людьми, что мне нужно золото и воины, чтобы сделать свою страну христианской. Я верный слуга патриарха Фотия, но пока папа Николай I не обдумает, что есть истинно и хорошо, что правдиво, а что фальшиво, вашей миссии я принять у себя не могу…

С раскрытыми от изумления ртами слушали его слова мнахи из миссии Константина и Мефодия. Они ожидали встретиться с неотесанным варваром из языческой державы, тем временем, обращался к ним, то на греческом, то на склавинском языке человек ученый, прекрасно ознакомленный с политикой и в вопросах веры. Золотая цепь с крестом висела на его груди, делал знак креста, говорил о Боге Едином, о Святой Троице, о Духе Святом, который родился — не известно, то ли от Отца и Сына, то ли от Отца через Сына…

Ушли монахи, уже покорные; в посад их сопровождали воины Спицимира. Монахи обещали повелителю полян, что станут уговаривать пресветлого князя Ростислава, чтобы тот ударил на державу висулян и раздавил святотатца Карака.

Даго же закинул в сундук свою золотую цепь с крестом и сказал Спицимиру:

— Пировал я у патриарха Фотия и видел, как тот нежно обнимал Великого Конюшего Василия. Пировал я и с главнокомандующим Бардасом, видел, как нежно целовался он с Великим Конюшим Василием. А после того Василий ударил его кинжалом в сердце и сделался соправителем. Это он учил меня, что кинжал открывает дорогу к трону…

— Так ты примешь христианство, господин? — с тревогой в голосе спросил Спицимир. Даго подошел к окну, открыл его и вновь поглядел на крепостной двор, где должно было стать, по его словам, каменное святилище.

— Мне эта новая вера ни для чего не нужна, поскольку досюда власть ромеев, а так же франков, не достигает. Но мой сын или внук, Спицимир, должен будет выбрать: либо принять веру от ромеев, либо от франков. Ибо, если мы постоянно будем расширять границы, то точно так же могут делать и франки, в конце концов, придется нам встать лицом к лицу. И, либо принять крест, либо вытаскивать мечи. Царю булгар, Борису, ближе к ромеям, чем нам; точно так же и князь Ростислав, а ведь каждый из них виляет словно заяц, за которым гонятся волки. Для властителей эта вера хорошая, но плохая для простых людей. Сам я всего лишь Пестователь, но мой внук или правнук станет королем и помазанником Божьим. Если народ дает кому-то власть, точно так же легко он может ее и отобрать; Бог не столь скор к тому, чтобы отбирать власть, так что лучше получить ее от него, а не от народа. Вот подумай: год за годом наносят франки удары то ободритам, то волкам, то сорбам. В конце концов, они пробьют этот вал, что отделяет их от нас. Сорбы — самые слабые, тогда мой сын или внук всьретится с франками где-то в нижнем течении реки Вядуи. Мне бы хотелось, чтобы к тому времени он был помазанником Божьим, ибо это может спасти нас от уничтожения.

Мало что из всего этого понял Спицимир, так как мало знал он о ромеях и франках, а еще меньше — о новой вере, которая не была обычной религией, но и своеобразным способом порабощения народов. Но той ночью понял Спицимир, что Пестователь глядит дальше и глубже, чем иные, поскольку овладел наукой управления людьми, которая представляет собой умение говорить ложь с помощью правды…

Рано утром отправились монахи в обратный путь в Великую Мораву, а в полдень прибыл гонец от Херима, у которого имелся свой шпион при дворе Ростислава в Довине. Рассказал он, что случилось удивительное дело: прибыл в Довин сын Людовика Тевтонского, Людовик Младший, и попросил у преславного князя Великой Моравы оружной помощи против собственного отца.

Случилось так, что король Людовик Тевтонский дал Карломану Восточную Марку и Баварию; Карлу Толстому — Алеманию и Рецию, а Людовику Младшему — только лишь Тюрингию, Саксонию и Франконию, и тот почувствовал себя отцом обиженным. Так что за горами Карпатос готовилась новая война Великой Моравы с Людовиком Тевтонским, так что никакие уговоры монахов, чтобы Ростислав ударил на Карака, не могли быть им выслушаны. Пестователя в одиночку ожидала война с державой висулян, если Карак, согласно уговоров Хельгунды, накопит соответствующие силы и пожелает начать войну.

— Пошли отряд оружных за монахами, Спицимир, — приказал Даго. — Пускай они нападут на них под видом разбойников. Убьют всех и втайне прикопают. Ибо, раз так, а не иначе катится история, никто не имеет права узнать, что в державе полян властитель носит золотой крест на цепи. Не хочу я, чтобы уже теперб обратились ко мне глаза ромеев, папы римского или епископов из Пассау. Ведь по сути своей, сейчас я должен был бы