Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перкинсу очень понравилось название, но, как его дочери могли сказали Джонсу, услышав это от отца, эту фразу также можно было считать отсылкой к «Джентльмену в драгунах» из «Казарменных баллад»[302] Киплинга. К концу 1946 года Перкинс получил еще двести страниц романа. Той же зимой здоровье Перкинса снова начало ухудшаться. Кашель заканчивался приступами удушья. Руки дрожали так сильно, что он вынужден был часто извиняться за неровный, порой неразборчивый почерк. Теперь он пил даже больше, чем раньше.
В том году Макс повстречался еще с одним юношей, который побывал на войне, – Вэнсом Бурджейли.[303] Когда он служил в Тихоокеанском регионе, написал пьесу и отправил ее домой, матери, успешной писательнице. Она отдала рукопись своему агенту Диармуиду Расселу, который, в свою очередь, отправил ее Перкинсу. Прочитав пьесу, Перкинс деловито поинтересовался у Рассела: «Не хочет ли этот юноша написать роман?» Он сопроводил вопрос финансовым предложением. Агент немедленно отправил телеграмму Бурджейли, передав предложение от Scribners, воплотившееся в виде семисот пятидесяти долларов аванса за художественное произведение в прозе.
«В тот момент я перестал быть драматургом и стал романистом», – вспоминал Бурджейли.
Когда-то давно, еще находясь в Штатах, Бурджейли собрал первый черновик «Конца моей жизни»,[304] романа о психическом и нравственном распаде молодого человека во времена Второй мировой войны, который он решительно отложил как «мучительно неразрешимую работу». После предложения Scribners он быстро переработал его и отправил Перкинсу. В декабре 1946 года, после прочтения рукописи, Макс вызвал автора.
К тому моменту Макс Перкинс стал легендой для всех молодых американцев, жаждущих издаваться, и время, которое Бурджейли провел с ним, подтвердило его легендарность. Они встретились в Scribners. Бурджейли обнаружил редактора в его кабинете, тот сидел в шляпе за столом. Перкинс грубовато приветствовал Вэнса и, не проронив ни слова о рукописи, сказал:
– Что же, пойдемте есть.
Они отправились в Cherio’s, где Бурджейли, как и Джеймс Джонс, столкнулся с новым аспектом поведения Перкинса. Скромный редактор теперь, кажется, был неплохо осведомлен о своей репутации и два часа почти непрерывно рассказывал о своей работе с Фицджеральдом, Хемингуэем и Вулфом, машинально перечисляя все предложения, которые делал им в течение многих лет.
Бурджейли сидел, замерев от страха.
Когда принесли кофе, Перкинс повернулся к автору и сказал:
– Теперь что касается вашей книги. Вам нужно написать последнюю главу. Вы должны будете сказать, как продвигается работа над ней. И еще: девушка Синди – слишком важный персонаж, чтобы так долго тянуть со знакомством с ней. Вам придется написать еще и первую главу.
В течение тридцати секунд роман Бурджейли был полностью проанализирован, были выявлены два главных недостатка и предложены решения для их устранения. Автор вдруг понял, что Макс Перкинс обладает «непогрешимым чувством структуры», а также то, что для него возможность обнаружить нового молодого писателя и заняться редактированием его произведения была уже не сложной и интересной задачей, а обычной рутиной. Бурджейли сказал: «Да, сэр» – в ответ на оба его замечания, поблагодарил за обед и отправился домой – писать вступление и заключение. Книга была закончена в этом же году и стала успешным началом его прочной писательской карьеры.
Однажды в январе 1946 года, после того как Макс понял, что не видел окрестностей Коннектикута с начала войны, если не считать тех картинок, что мелькали в окне его поезда, решил взять машину и прокатиться, несмотря на отсутствие водительских прав.
«Был вечер, и было довольно темно, чтобы что-то рассмотреть, – позже написал он Хемингуэю. – Вскоре я решил, что пора вернуться и заняться делами, поэтому, наверное, и ехал слишком быстро. В любом случае я миновал поворот и увидел тень грузовика впереди. Не уверен, что видел свет фар. Я подумал проскочить мимо, но его водитель, похоже, вышел. Грузовик просто стоял посреди дороги. Я сделал все возможное, чтобы вовремя затормозить, но, кажется, здорово врезался в него, потому что разбил машину, всю переднюю часть. Я выбрался из нее и, к своему огромному удивлению, обнаружил, что у меня идет кровь носом».
Перкинса доставили домой два дальнобойщика, и на следующий день он чувствовал себя хорошо. Однако через день все изменилось и он едва мог удержать в руке телефон. Ему было больно дышать, его мучил ужасный кашель. Доктор стянул его треснувшие ребра специальным средством, но это принесло мало пользы. Макс долго негодовал по поводу методов лечения, которые избирают доктора. Он собственноручно соорудил корсет из картона и стянул его на груди ремнем. Он носил его несколько недель. Одна из дочерей настаивала, чтобы он не пил так много и не садился за руль. И Макс не водил больше. Два месяца он страдал от боли, но для него эта боль стала своего рода терапией. Эта же боль служила объяснением, когда он в холодную погоду выходил на обед без пальто.
– Макс, тебе не холодно? – спросил однажды коллега.
– Холодно? – проворчал он. – Да я замерз до смерти!
Летом 1946 года Луизе ошибочно поставили диагноз о наличии камней в желчном пузыре, и она перенесла операцию. Врачи обнаружили у нее язву двенадцатиперстной кишки. В течение нескольких месяцев она была очень слаба. Макс беспокоился о ней, а Чарльз Скрайбнер начал беспокоиться о нем. За обедом и во время утренних встреч Чарльз не мог оторвать взгляд от трясущихся рук редактора.
«Ему срочно нужен отдых, но он отказывается брать отпуск, – по секрету написал он Хемингуэю. – Похоже, ему не интересно ничто, кроме работы. Я бы хотел, чтобы вы увезли его куда-нибудь, но, ради бога, не говорите, что это я предложил».
Хемингуэй в то время был в Сан-Валли со своей четвертой женой Мэри Уэлш. Они познакомились во время войны, и она тогда работала репортером на «Time and Life». Они поженились через три месяца после развода Эрнеста с Мартой Геллхорн. В своем очередном письме к Максу Эрнест расхваливал местные пейзажи и предложил приехать в СанВалли. Но вскоре после этого он упомянул о состоянии Макса в разговоре с их общим другом. Когда Перкинс узнал, что Хемингуэй считает его больным, стал заверять того, что он здоров. Чтобы доказать это, он решил работать все лето напролет, проработать свой шестьдесят второй день рождения в сентябре и так вплоть до нового года. Через шесть лет после публикации последнего романа Эрнест Хемингуэй приступил к работе над «Райским садом». Исследователь его творчества Карлос Бейкер назвал этот неоконченный роман экспериментальной смесью прошлого и настоящего, переполненной поразительной глупостью и основанной частично на воспоминаниях о его браке с Хэдли и Паулиной, частично на экскурсах в его нынешнюю «закулисную жизнь» с Мэри. Местом действия первых глав он избрал морскую деревушку Ле Гро-дю-Руа у истоков устья Роны. Именно там он провел свой медовый месяц с Паулиной в мае 1927 года. Как и сам Эрнест в то время, его герой Дэвид Борн был женат всего три недели и являлся автором успешного романа. Его жена Кэтрин разделяла все желания и увлечения супруга. Она, чтобы загореть полностью, как он желал, лежала голышом на скрытых от глаз пляжах. Их ночи проходили в обмене сексуальными ролями, в которых она называла себя Питом, а он себя – Кэтрин.