Это в конечном итоге преподало опасный урок мировой истории. Оба диктатора в конце 1930-х годов имели в своем распоряжении средства для конфронтации в гражданской войне, на которой их диктатура основывалась: коммунизм – против буржуазного империализма, национал-социализм – против иудо-большевизма. Язык и метафоры насилия и войны были в конечном итоге мобилизованы для конфликта исключительного масштаба и жестокости, разразившегося между двумя государствами. Оба диктатора считали это соперничество исторически неизбежным. Хотя Сталин хотел всеми силами избежать его, однако эта перспектива становилась все ближе по мере устранения всех реальных препятствий на пути доминирования Гитлера в военной политике, а также в силу огромной военной мощи, оказавшейся в распоряжении диктатора. Гитлер хотел использовать эту мощь для борьбы с другими государствами. «Он просто не мог понять солдата, боявшегося войны», – писал его адъютант в своем дневнике127. В 1930-х годах Сталин сделал все, что мог, для того, чтобы гарантировать, что Советский Союз сможет ответить на любую угрозу своим собственным насилием. Перевооружение и милитаризация политики затушевали факт, что насилие было центральной чертой обеих систем. Насильственный политический словарь и насильственные политические решения были определяющими чертами двух революционных систем, которые являлись прямыми или косвенными детищами войны. Подъем или падение обеих систем, в конце концов, зависели от того, какие в их распоряжении были возможности вести Вторую мировую войну с большим успехом, чем это им удавалось делать в ходе Первой мировой.

Продолжительная, ожесточенная, кровавая война между Германией и Советским Союзом, которую они вели с лета 1941 по весну 1945 года, решала вопрос о выживании одной из двух диктатур. Вопрос, стоявший на кону, имел для каждой стороны абсолютное значение. Война, развязанная Германией и рядом ее более мелких сателлитов и союзников – Финляндией, Румынией, Венгрией – 22 июня 1941 года под кодовым названием план «Барбаросса», ставила своей главной целью разрушение Советского Союза и коммунистической системы. В случае поражения Советского Союза коммунистическая революция не имела шансов выжить. «Германские агрессоры, – говорил Сталин в своем радиообращении в ноябре 1941 года, – хотят войны на уничтожение против народов СССР»3. Германские лидеры считали, что советская победа будет означать конец не только национал-социализма, но и всего немецкого народа и даже европейской цивилизации. В своих записях в дневнике в январе 1942 года Геббельс заключает, что в случае, если «орды животных», составляющих народы России, когда-либо придут в Европу, «человеческое сознание не способно даже представить, что это будет означать»4. В апреле 1945 года, по мере приближения Красной Армии к Берлину, Гитлер рассуждал, что, если Германия будет разбита, ее поражение будет «полным и окончательным». Продолжая, он размышлял: «В таком ужасном конфликте, как этот, в войне, в которой противостоят друг другу две столь непримиримые идеологии, вопрос неизбежно может быть решен только путем тотального уничтожения одной стороны другой»5. Несколько недель спустя он предпочел кончить жизнь самоубийством, но не подвергнуться риску быть схваченным. Война между двумя диктатурами являлась тотальной войной не только в силу того, что для ее ведения были мобилизованы все имевшиеся в распоряжении материальные и социальные ресурсы обеих стран, но и потому, что абсолютный водораздел между тотальной победой и тотальным поражением оказался вплетен в саму суть идеологий двух систем. Советско-германская война не была традиционной войной, это была более широкая гражданская война.

Если общие понятия и термины, сквозь призму которых рассматривается этот конфликт, имеют глубокие идеологические корни, восходящие к Первой мировой войне, временные рамки и природа советско-германской конфронтации в 1941 году во многом обязаны изменениям в обстоятельствах войны, которая разразилась 3 сентября между Германией, Великобританией и Францией.

В 1941 году идеологическое восприятие и политические расчеты не были альтернативами друг другу, они действовали в тандеме. Действительно, в период с августа 1939 года по июнь 1941-го политикам удавалось успешно маскировать ту глубокую идеологическую пропасть, которая разделяла обе диктатуры. Несколько политически целесообразных соглашений сделали бывших соперников временными партнерами. 23 августа 1939 года между двумя странами был заключен Пакт о ненападении; 28 сентября был подписан Договор о дружбе между двумя странами, который разделял Польшу и части Восточной Европы на сферы влияния – советскую и германскую; 11 февраля 1940 года был согласован всесторонний торговый договор о товарном обмене советских сырьевых материалов и продуктов на продукцию германского машиностроения и военное оборудование; и наконец, 10 января 1941 года в Москве было подписано дополнительное соглашение, подтверждавшее экономические отношения между странами на следующий год6. Ни та ни другая сторона, вступая в этот краткий период разрядки напряженности, не питали никаких иллюзий относительно причин этих договоров. Они подписывались потому, что ни та ни другая сторона не хотели войны друг с другом. Гитлер надеялся, что пакт ослабит решимость Англии и Франции выступить против него в связи с немецко-польской войной, начатой 1 сентября 1939 года; когда этого не произошло, пакт помог Германии обезопасить свои тылы и обеспечить ее военную промышленность большим объемом важнейших сырьевых ресурсов. Сталин одобрил пакт, несмотря на тот шок, который испытали тысячи коммунистов по всему миру, воспринимавшие советский антифашизм, как само собой разумеющуюся позицию. Он пошел на это, так как этот шаг позволил Советскому Союзу укрепить свое положение в Восточной Европе, получить передовые технологии германской промышленности, но прежде всего избежать войны на стороне двух капиталистических империй – Великобритании и Франции, выступивших против Германии7.

Соглашения также позволили Советскому Союзу присоединить новые территории в сфере его влияния, что было оговорено в секретном протоколе, дополнявшем пакт, и подтверждено в Договоре о дружбе, подписанном в Москве. Советский Союз вторгся в Польшу 17 сентября 1939 года и занял восточную половину страны; в течение осенних месяцев прибалтийские страны были превращены в настоящих сателлитов СССР. В декабре была развернута военная кампания против Финляндии с целью возвращения бывших царских провинций под советский контроль, однако упорное сопротивление финнов вынудило Советский Союз довольствоваться аннексией части территории на Карельском перешейке западнее Ленинграда для усиления безопасности города. В июне