Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я того же мнения. Я полагаю, что вы поддержите кандидатуру Тилдена.
Когда Брайант повернулся ко мне, оторвав взгляд от окна, его глубоко посаженные глаза практически не были видны под благородными густыми бровями.
— «Пост»— республиканская газета. Губернатор Тилден — демократ… — и так далее. Но Брайант был задумчиво-уклончив. Это значит, что он еще не принял решения; надо сказать об этом Биглоу.
Брайант проводил меня до двери, на которой он только что подтягивался.
— Знаете, Тилден — мой адвокат. Прекрасный человек. Но, пожалуй, он не настолько силен, чтобы занять высший пост. Я имею в виду его физическое состояние, а не умственное, конечно. А потом, он ведь не женат. Это может встревожить избирателей.
— Но Джексон, Ван Бюрен, Бьюкенен — сколько угодно холостяков сидело в Белом доме.
— У всех них когда-то были жены. Кроме несуразного Бьюкенена, все они были вдовцами, а Сэмюел Тилден никогда не был женат и даже, кажется, не собирался жениться. Если его выберут, он будет наш первый… наш… наш первый…
— Президент-девственник?
Брайант остолбенел. Затем, чуть ли не смущенно, расхохотался в громадную, похожую на водопад, бороду, которая сама по себе была достойна оды.
— Дорогой Скайлер, вы слишком долго прожили в Париже! Мы здесь, в этой республике, скромные провинциалы.
После этого милого разговора мы расстались.
Утренняя прогулка настолько выбила меня из сил, что я ощущал невиданный прилив энергии — явление, которое постоянно упоминал свекор Эммы, в тысячный раз рассказывая нам об отступлении французов из Москвы.
Меня неудержимо влекло в «Астор-хаус», вопреки его кажущемуся упадку — относительному, конечно, заметному лишь в сравнении с величественными новыми гостиницами.
В холлах полно людей; большинство, скорее всего, бизнесмены с Уолл-стрит, что неподалеку, и разных бирж.
Я остановился у входа в огромный обеденный зал, и передо мной открылось зрелище полтысячи людей, поглощающих завтрак. Нигде не было видно ни единой женщины — только бородатые тучные местные бюргеры в сюртуках, уничтожающие яичницу с ветчиной, громадные бифштексы и котлеты. Как я ни был голоден после прогулки с Брайантом, я не мог вынести соседства стольких плотоядных красных рож в этот ранний утренний час.
Поэтому я направился в бар с кафельным полом, тихое сумрачное помещение с самой длинной стойкой, какую мне когда-либо доводилось видеть. Бронзовые Венеры и Дианы вперемежку с бесчисленными сверкающими плевательницами украшали бар.
Любители крепких напитков уже заняли места за стойкой, глотая свои стаканчики «опохмеловки», а на мой взгляд, «сногсшибаловки»: с утра я не пью крепкого.
В углу возле стеллажа с утренними газетами я отыскал маленький столик, почти скрытый от глаз каким-то колючим растением в кадушке, которое имело столь плотоядный вид, что, казалось, готово было проглотить целого бизнесмена. И лишь присев, я понял, как устал: правая нога, избавившись от моего нешуточного веса, начала непроизвольно подрагивать.
— Что будем пить? — любезно спросил официант.
— Теплое пиво, — сказал я, — и, если можно, чашечку кофе. — Здесь все было возможно, в том числе и любая еда — я смотрел, как ее выкладывали на длинный стол, справа от стойки бара.
Официанты сновали с тарелками холодного мяса, крабов, салатов, сыра и еще каких-то блюд, загадочно прикрытых крышками. Это и есть так называемый «бесплатный завтрак», о котором я много слышал, специальность нескольких нью-йоркских баров. За стакан пива ценой двадцать пять центов вы можете бесплатно наесться до отвала.
Возможная тема для парижской газеты: насколько еда здесь дешевле, чем в Европе. Только что я прошел мимо приличного ресторана, рекламирующего жаркое из вырезки, хлеб, соленья и картофель — всего за семьдесят пять центов. В магазинах говядина стоит тридцать пять центов за фунт. Джон Эпгар уверяет, что в собственном доме с тремя слугами можно безбедно прожить на шесть тысяч долларов в год. К несчастью, у нас с Эммой денег вдвое меньше.
Устроившись с комфортом, я прочитал дюжину утренних газет, как будто специально для меня подобранных в уютном баре асторовского отеля. Крупным шрифтом первые полосы кричали о побеге Твида. Поскольку меня не очень огорчает привычная коррупция моего родного и (признаюсь только этим страницам) все еще безнадежно провинциального города, я, пожалуй, склонен принять сторону этого крупного, медведеподобного человека с маленькими глазками и густой бородой и надеюсь, что мистер Твид благополучно улизнет со своей добычей. Я вообще склонен симпатизировать преступникам. Хотя официально мои французские симпатии принадлежат республиканцам, истинную радость моему сердцу доставляют Бонапарты; особенно первый из них, чьи преступления достигли таких масштабов, что стали не предметом морализирования, а просто историей.
Внутренние полосы всех газет сообщили о прибытии Чарлза Скермерхорна Скайлера и его прекрасной дочери княгини Даг Риджентской, Дегреженской, Дагрижунтской, вдовы знаменитого наполеоновского маршала, невестки Наполеона III, подруги императрицы Евгении… одним словом, массу информации, по большей части ложной.
Я доволен, однако, тем, что· мои симпатии к губернатору Тилдену отмечены всеми. Меньшую радость доставило мне описание «напыщенного, осанистого романиста, слава которого в Европе значительно затмевает его известность здесь, в стране, некогда бывшей ему родиной». Это «Сан».
Хотя я никогда не писал романов, моя «слава» здесь должна была бы перевесить французскую, где я печатаюсь редко, в отличие от Англии, где печатаюсь часто. Теперь я знаю, как чувствовали себя мои старые знакомые Вашингтон Ирвинг и Фенимор Купер при возвращении в Штаты после многолетнего пребывания за границей. «Добро пожаловать, изменник» — эта интонация ощущалась тогда, слышится она и теперь.
Почувствовав позывы голода (мамалыга с молоком далека от моего представления о порядочном завтраке), я проследовал к буфетному столику, или «стойке бесплатного завтрака», как назвал его официант, бросив на меня оценивающий взгляд, казалось говоривший: «не пустышка ли это (термин для меня новый, он означает человека, едущего по железной дороге по пропуску или идущему в театр по контрамарке), готовый за кружку пива проглотить три порции?» Боюсь, что состояние моего кошелька делает меня чересчур чувствительным.
Я скромно показал на блюдо с жареным мясом. Официант наполнил мою тарелку.
— В таком плане?
Еще одно новое выражение. Следует завести словарь.
— Да, именно в таком. — Боюсь, что я ответил не слишком правильно.
На обратном пути к благословенному столику возле стеллажа с газетами меня остановили двое мужчин, которые до этого сидели в противоположном конце длинного полутемного бара.
— Мистер Скайлер? — спросил тот, что помоложе, элегантный молодой человек с пышными усами и черной орхидеей в петлице.
— Сэр? — Я чувствовал себя неловко, потому что мой большой палец
