– Да.

– Укройтесь здесь, дитя мое, чердак по-прежнему свободен.

– Как я вас люблю, учитель! – воскликнул Жильбер. – Я очень рад вашему предложению и ничего у вас не прошу, кроме убежища. Уж на хлеб-то я себе заработаю! Вы же знаете, что я не лентяй.

– Раз мы обо всем уговорились, – с озабоченным видом сказал Руссо, – ступайте наверх. Госпожа Руссо не должна вас здесь видеть Она теперь не ходит на чердак с тех пор, как вы съехали, мы ничего там не храним Ваша подстилка на прежнем месте, устраивайтесь поудобнее – Благодарю вас! Все складывается лучше, чем я того заслуживаю – Я вам больше не нужен? – спросил Руссо, словно выпроваживая Жильбера взглядом из комнаты.

– Нет, будьте добры: еще одно слово!

– Слушаю.

– Однажды, – это было в Люсьенн, – вы обвинили меня в предательстве Я никого не предавал, я следовал за любимой женщиной.

– Не будем больше об этом говорить! Это все?

– Да. Скажите, господин Руссо, если мне нужен чей-нибудь парижский адрес, могу ли я его узнать?

– Разумеется, если это лицо известное – Тот человек, о котором я говорю, очень хорошо известен.

– Как его зовут?

– Его сиятельство Джузеппе Бальзамо. Руссо вздрогнул: он не забыл заседания ложи на улице Платриер.

– Что вам угодно от этого господина? – спросил он – Сущую безделицу. Вас, своего учителя, я обвинил в том, что вы явились нравственной причиной моего преступления – я полагал, что следую закону природы – Удалось ли мне вас переубедить? – вскричал Руссо, затрепетав при мысли о своей ответственности.

– По крайней мере, вы меня просветили.

– Так что же вы хотели сказать?

– Я хотел сказать, что у меня было не только моральное основание для совершения преступления, но и физическая возможность – И предоставил вам эту возможность граф де Бальзамо?

– Да. Я последовал вашему примеру, я воспользовался предоставленной им возможностью и действовал при этом – сейчас я признаю это – как дикий зверь, а не как человек. Так где он живет? Вы не знаете?

– Знаю.

– Дайте мне его адрес.

– Улица Сен-Клод в Маре.

– Благодарю вас, я немедля отправлюсь к нему.

– Будьте осторожны, дитя мое! – воскликнул Руссо, удерживая его за руку. – Этот человек – могущественный и непростой.

– Не беспокойтесь за меня, господин Руссо, я все решил, а вы научили меня владеть собой.

– Скорее бегите наверх! – вскричал Руссо. – Я слышал, как хлопнула внизу входная дверь; должно быть, вернулась госпожа Руссо. Переждите на чердаке, пока она не войдет сюда, а потом выходите.

– Дайте, пожалуйста, ключ.

– На гвоздике в кухне, на прежнем месте.

– Прощайте, прощайте!

– Возьмите хлеба, а я вам приготовлю работу на ночь.

– Спасибо!

Жильбер улизнул на чердак раньше, чем Тереза успела подняться на второй этаж.

Обладая бесценными сведениями, полученными от Руссо, Жильбер немедленно приступил к исполнению своего плана.

Едва Тереза притворила за собой дверь в квартиру, как молодой человек, следивший из-за двери своей мансарды за каждым ее движением, спустился по лестнице так стремительно, словно совсем не ослабел после долгого вынужденного поста. В голове его то вспыхивала надежда, то он чувствовал озлобление, а над всем этим парил призрак, терзавший его сердце жалобами и обвинениями.

Он прибыл на улицу Сен-Клод в состоянии, не поддающемся описанию.

В ту минуту, как он входил во двор особняка, Бальзамо вышел на крыльцо проводить кардинала де Роана, которого долг вежливости привел к благородному алхимику.

Пока кардинал прощался, задержавшись для того, чтобы еще раз поблагодарить Бальзамо, бедный юноша, стесняясь своих лохмотьев, проскочил во двор, словно пес, не смея поднять глаз, чтобы не ослепнуть при виде роскоши.

Карета ждала кардинала на бульваре; прелат торопливо преодолел расстояние, отделявшее его от экипажа! как только дверца за ним захлопнулась, лошади стремительно понесли его прочь.

Бальзамо в задумчивости провожал карету глазами до тех пор, пока она не скрылась из виду, после чего вернулся на крыльцо.

Там его ждал похожий на нищего человек, умоляюще сложив руки.

Бальзамо шагнул к нему, не проронив ни звука, однако его выразительный взгляд словно требовал объяснений.

– Прошу вас о пятнадцатиминутной аудиенции, ваше сиятельство, – проговорил оборванец.

– Кто вы, друг мой? – ласково спросил Бальзамо.

– Неужели вы меня не узнаете? – удивился Жильбер.

– Нет. Впрочем, это не имеет значения, входите, отвечал Бальзамо, нимало не удивляясь ни необычному лицу просителя, ни его лохмотьям, ни его назойливости. Пройдя вперед, он пригласил его в ближайшую комнату и, сев в кресло, тем же тоном и не меняя выражения лица, спросил:

– Вам угодно было удостовериться, не узнаю ли я вас?

– Да, ваше сиятельство.

– Мне в самом деле кажется, что я вас где-то уже видел.

– Это было в Таверне, когда вы заезжали туда накануне прибытия ее высочества, – А что вы делали в Таверне?

– Я жил там.

– В качестве лакея?

– Нет, как сотрапезник.

– И вы покинули Таверне?

– Да, около трех лет тому назад.

– И прибыли?..

–..в Париж, здесь я сначала учился у господина Руссо, потом, благодаря протекции господина де Жюсье, был принят на службу в Трианон в качестве помощника садовника-цветовода.

– Какие громкие имена вы называете! Что же вам угодно от меня?

– Сейчас я вам все объясню.

Он замолчал и пристально посмотрел на Бальзамо.

– Помните, как вы прискакали в Трианон, – продолжал он наконец, – в ту ночь, когда была сильная гроза? В пятницу истекает шестая неделя с того страшного дня.

Бальзамо, слушавший до того с серьезным видом, помрачнел.

– Да, помню, – отвечал он. – Вы что же, видели меня там?

– Видел.

– Так вы пришли требовать от меня денег за свое молчание? – угрожающе молвил Бальзамо.

– Нет, потому что я больше вашего заинтересован в сохранении тайны – Значит, вы тот, кого зовут Жильбером? – спросил Бальзамо.

– Да, ваше сиятельство.

Бальзамо пристально посмотрел на молодого человека, над которым тяготело столь ужасное обвинение.

Хорошо разбираясь в людях, он был удивлен выдержкой юноши, а также тем, с каким достоинством тот держался.