– Да, я осведомлена о процедуре. Но вы хотя бы можете заверить нас, что завещание существует?

Джейми помолчал, потом сказал:

– Этого, леди Арден, я вам тоже не могу сказать. Как только мы получим официальное уведомление, я вам сразу же сообщу.

– Мистер Эллиотт, – вздохнула Селия, – уверена, вы поняли мой намек. Я имею в виду действующее завещание, составленное после замужества Барти.

– Да, леди Арден, я понял ваш намек. Но в данный момент я никак не могу ответить на ваш вопрос. Поверьте, я очень сожалею.

– Надеюсь, вы понимаете и то, что содержание ее завещания может очень много значить для нас.

– Очень хорошо понимаю. Уверяю вас, что и для всех остальных тоже.

– В таком случае сообщите нам результаты, и желательно как можно скорее. Возможно, кому-то из нас будет необходимо присутствовать при оглашении завещания.

– Конечно. Это вполне возможно. В любом случае все бенефициары будут оповещены и приглашены к юристам. Но если от вас никто не сможет приехать, даю вам честное слово, я познакомлю вас со всем, что имеет отношение к «Литтонс – Лондон».

– К нам очень многое имеет отношение, – сказала Селия. – Барти принадлежала к нашей семье и была главным акционером в «Литтонс – Лондон».

– Разумеется. Если появятся новости, я обязательно вам сообщу.

– Спасибо. Не знаю, часто ли вы виделись с Барти… Возможно, часто. Думаю, вы, как и мы, до сих пор не оправились от шока.

– Леди Арден, мы тоже. Это была… ужасная потеря. Смею вас уверить: Дженна здесь находится в очень хороших руках. Мы будем всячески заботиться о ней.

– Это я знаю. Должна сказать, я заметила, что у них с мистером Паттерсоном глубокая взаимная симпатия.

– Да. Конечно. Но если возникнет необходимость, знайте: в Нью-Йорке есть те… – Его голос слегка дрогнул. Чувствовалось, гибель Барти сильно ударила по нему. – Те, кто любит ее и позаботится о ней.

– Благодарю вас, мистер Эллиотт. Я рада это слышать.

* * *

Джей и Джайлз оба понимали, что в ближайшем будущем им совершенно незачем ехать в Нью-Йорк на встречу с юристами и даже с советом попечителей.

– Это было бы напрасной тратой времени, – сказал Джей. – Но с каким облегчением я вздохну, когда узнаю, что все в порядке. Только представь, что мы могли бы оказаться на побегушках у этого идиота.

Джея самого удивляла его возросшая неприязнь к Чарли.

– Да, он искренне оплакивает гибель Барти. И у него прекрасные отношения с Дженной, – говорил он Тори. – И тем не менее он стоит у меня поперек горла. Этот Чарли явно мнит себя деловым гением.

– А мне он все равно понравился, – убежденно ответила Тори. – Очень привлекательный мужчина. Ничего удивительного, что Барти вышла за него. Он великолепно ладит с детьми. Вряд ли в этом человеке много зла.

– И вряд ли много добра, – мрачно ответил Джей.

* * *

Еще четыре дня «Литтонс – Лондон» мучила зловещая перспектива оказаться под контролем Чарли Паттерсона.

– Если это случится, – говорил Джею Джайлз, – он будет торчать здесь постоянно. Начнет нам указывать, что издавать, что покупать. Будет во все вмешиваться. Нет ничего отвратительнее дурака с инициативой.

Селия даже пригрозила уйти, если подобное случится. Услышав об этом, Венеция холодно посмотрела на нее:

– Мама, а тебе-то что? Ты ведь и так собиралась в обозримом будущем снова отойти от дел.

– Не понимаю, что́ тебе внушило эту мысль.

– Хорошо, не прямо сейчас, а, скажем, лет в восемьдесят.

– Я никогда не думала, будто возраст имеет значение.

– Мама, ты сейчас споришь ради спора. Ты ведь прекрасно поняла мои слова. Кому-то из нас предстоит работать здесь гораздо дольше, чем тебе. Таким, как Кейр и Элспет, – целую жизнь. Просто немыслимо, чтобы Барти могла совершить подобную глупость. Никак не могла.

– Я уверена, что она и не совершила, – сказала Селия. – Она думала о будущем Дженны.

Селии очень хотелось, чтобы эти слова оказались правдой.

* * *

Неопределенность, царившая в «Литтонс – Лондон», сопровождалась чувством вины. Получалось, их сейчас больше всего заботило собственное будущее и будущее издательства. В воздухе витала невысказанная надежда: а вдруг завещание Барти вернет им «Литтонс»? Возможно, она предусмотрела, что в случае ее смерти издательство вновь должно перейти в руки законных владельцев.

Им всем очень плохо спалось в эти дни.

Чарли Паттерсону – тоже.

* * *

С некоторых пор Барти перестала обсуждать с ним финансовые дела, если не считать домашних расходов и его компании. Чарли не знал, в какой мере финансовые планы Барти распространялись на него. Все дни перед отлетом в Лондон она была слишком зла на него. Неудивительно, если она полностью вычеркнула его из своего завещания.

Естественно, как и все живущие, Барти не думала, что ее завещание вскоре приобретет такую актуальность. Но она была очень предусмотрительным человеком и действовала с предельной решимостью. Она вполне могла вывести его из состава опекунов Дженны. Возможен был любой вариант.

Барти почти ничего не говорила о том, что узнала правду о Мэг. Она просто уехала в Саут-Лодж, куда всегда уезжала, когда ей было плохо. Вернувшись, она наотрез отказалась говорить на эту тему. Даже когда они улетали в Англию, Барти всего лишь попрощалась с ним и слегка обняла, делая это больше для девочек. И это объятие стало ее последней лаской, полученной им. Отныне и навсегда.

Горе у Чарли Паттерсона пока не совсем уступило место алчности, но алчность уже начинала заявлять свои права.

Очень скоро Дженна убедилась, что больнее всего ранят неожиданно возникающие мелочи. Можно было каждый день скрипеть зубами и твердить себе: «Да, твоя мама умерла. Это ужасно, невероятно ужасно. Но ты сможешь жить дальше. Ты должна жить дальше». И ты вставала по утрам, начинала двигаться, одевалась, шла на уроки, болтала с подругами, ела. Ты даже чем-то интересовалась и над чем-то смеялась. Иногда тебе очень хотелось во что-то поиграть, прочесть последний номер журнала «Семнадцать», изменить прическу. А потом ты открывала ящик комода и вдруг находила там браслет, который мама давала тебе поносить и который ты забыла ей вернуть. Ты клялась, что вернула браслет, у вас начиналась ссора. И теперь ты сидишь одна и слышишь мамин голос: «Дженна, ты так и не вернула мне браслет. Пожалуйста, сходи в свою комнату и поищи как следует». Ты сидишь, смотришь на браслет и ясно видишь его на маминой руке. На худенькой маминой руке. Сначала ясно, потом все более размыто, поскольку слезы мешают тебе смотреть.

Или приходит письмо, адресованное маме. Обычное рекламное письмо или письмо по поводу акций либо еще чего-то. И ты вдруг понимаешь: для людей, печатавших мамино имя на конверте, мама по-прежнему жива. Они думают, что она вскроет конверт, прочтет письмо и либо положит его в свои бумаги, либо скомкает и выбросит в корзину. Для этих людей ее мама была жива. Они не знали, что она лежит где-то на дне Атлантического океана, недосягаемая навеки.