– Конечно, Милочка! – пробасила старуха, взмахнув великанской рукой. – Пользуйтесь!

– Ой-ой! – запричитала Мила, встав со стула и припадая на правую ногу. – Как больно! Просто не знаю, что и придумать. Можно, Капитолина Захаровна, я вашу трость возьму?

– Конечно, берите! – разрешила хозяйка и потянулась за тростью, чтобы подать ее Миле.

И тут она увидела пятна на рукоятке.

– Ой! – сказала она смущенно. – Рукоятка в чем-то испачкалась! Подождите, я протру!

– Да что вы, Капитолина Захаровна! – закричала Мила таким тоном, словно ее оскорбили до глубины души. – Разве это грязь? Это так, сущая ерунда!

Она подскочила к кровати, совершенно забыв о «больной» ноге и выхватила у старухи из рук носовой платок, которым та уже вознамерилась оттереть пятна. Опершись на палку, Мила захромала в туалет. Там, закрывшись на задвижку, она начала соскребать бурое вещество, превращавшееся в пыль и аккуратно падавшее в пакетик.

И вот миссия ее уже была выполнена, а Капитолина Захаровна снова принялась за старое – она говорила и говорила, как будто бы Мила зашла специально, чтобы посидеть напротив нее в качестве безмолвной болванки. Мила отключилась, не закрывая глаз, и стала внезапно валиться на бок.

– Дорогая, что с тобой? – воскликнула Капитолина Захаровна. Мила подумала, что, окажись ее соседка на месте Шехерезады, падишах застрелился бы сам еще задолго до окончания тысячи первой ночи. Потому что старухины рассказы были нудными и касались только ее и ее родственников. Опутанная именами и родственными связями, Мила едва не свалилась без чувств на пол.

– Может быть, попросить, чтобы Жанночка сделала тебе укольчик со снотворным? Поспишь, проснешься свеженькая, как младенец!

– Да нет, не нужно, – отказалась Мила. – Я лучше водочки хряпну. Говорят, отлично помогает заснуть. Впрочем, что там – говорят! Я на собственном опыте уже проверяла.

– Если выпить много, то конечно! Я, бывало, глотну пару стаканов – сплю, словно сурок. Одно плохо – утром голова болит. Так что если тебе с утра дела делать, лучше укольчик.

– Я, пожалуй, вообще без снотворного обойдусь, – решила Мила. – Сейчас поднимусь к себе, сосну часочек…

Она попятилась к двери, надеясь, что старуха не остановит ее очередной побасенкой, которых у нее в арсенале было видимо-невидимо.

Борис тем временем весь извелся от нетерпения.

– Что, не удавалось завладеть тростью? – спросил он, как только за Милой закрылась дверь.

– Это было самой легкой частью задания. Сложнее всего – отвязаться от Капитолины Захаровны и уйти.

– Сказала бы, что у тебя живот заболел!

– У меня уже нога заболела. И потом я захотела спать. Если еще и живот – вообще анекдот бы получился.

Едва Мила отошла от двери, как за ней объявились гости. Звонок тренькнул два раза, словно кто-то подавал сигнал. Мила посмотрела в глазок и увидела двух мужчин в рабочих комбинезонах.

– Вы ко мне? – спросила она удивленно.

– Нас Вихров прислал, – понизив голос, сказал один.

– Открывайте скорее! – забеспокоился Борис. – А то скоро Гуркин придет. Будет плохо, если он застанет здесь незнакомцев.

– Мне мешочек от Капитолины Захаровны им отдать? – внезапно спохватилась Мила. – Или Вихров сам за ним явится?

– Сам, сам! – прошипел Борис.

Дядьки в комбинезонах тем временем зашли в комнату. Не обращая никакого внимания на Милу и Бориса, они расковыряли плинтус и лазили под потолок, чтобы обследовать кромку обоев.

– Что это они делают? – шепотом спросила Мила.

– Я не знаю, – пожал плечами Борис. – Вероятно, что-то важное и секретное. По крайней мере, Гуркин об этом знать не должен.

Когда люди Вихрова собрались уходить, Борис тоже засуетился.

– Я буду наверху, – пообещал он. – Если что – кричите что есть мочи.

– Пока еще у меня есть овчарка, не забыли?

– А что овчарка? Овчарку можно того…

Оставшись одна, Мила начала изводить себя мыслями о Татьяне и через некоторое время поняла, что ей необходимо чем-то заняться. Впрочем, до прихода Гуркина оставалось совсем немного времени. Она и глазом не успела моргнуть, как он очутился на пороге.

– Здравствуй, Тыквочка! – радостно сказал Гуркин и протянул ей целлофановый пакет. В пакете обнаружилось грамм двести польских леденцов «Зебра». – Это тебе, – смущенно добавил тот и стал снимать верхнюю одежду.

«Может быть, жена и в самом деле обеспечивает его всем необходимым, но денег не дает? – подумала Мила. – А как же тогда его научная работа? Она ведь не совсем бесплатная. На карманные расходы зарплаты должно было бы хватать». Пока Гуркин копошился в ванной комнате, умывая лицо и руки, Мила бестрепетно обыскала его одежду, но не нашла ровным счетом ничего подозрительного. Тогда, махнув на него рукой, она отправилась готовить пищу, а заодно замочила в тазике кухонные полотенца.

«Если типы, подосланные Вихровым, наставили здесь аппаратуры, она все равно ничего им не покажет, кроме дремлющего Гуркина», – думала Мила, проходя мимо дивана, с которого доносилось мерное посапывание. Проснувшись, Гуркин пообещал, что явится по распорядку – послезавтра. Короче говоря, эпизод с его приходом и отбыванием положенных часов в квартире оказался скучным и неинтересным.

Зато после его ухода стало весело. В двенадцатом часу ночи, когда Мила наконец развесила белье и наелась жареной курицы, в дверь застучали. Стучали так мощно, будто пришли с карательной функцией. Мила, уставшая за последние дни чего бы то ни было бояться, все равно испугалась. Каково же было ее изумление, когда по ту сторону двери обнаружилась пьяная в сосиску Гулливерша Лариса.

– Я пр-шла ск-зать, – сообщила она, качаясь, словно корабельная мачта во время шторма, – что Орехов снова меня обм-нул! У него два увлечения одн-временно: я и Леночка!

– А я-то тут при чем? – рассердилась Мила и даже голос повысила, потому что считала это безобразием: успокаивать пьяных любовниц почти бывшего мужа.

– П-сти меня! – попросила Лариса, и из ее глаз потекли обильные слезы.

– Пусти или прости?

– И прости и пусти, – выговорила та, перешагивая через порог и отталкивая Милу к стене широким жестом.

Муха, не любившая пьяных, тихонько зарычала.

– Собачка! – радостно воскликнула Лариса и, присев на корточки, позвала: – Цып-цып-цып!

– Боже мой, разувайся и входи, – сказала недовольная Мила. – И не дразни овчарку, а то она откусит тебе язык.

Лариса, впрочем, этому не поверила и, встав на четвереньки, взяла Муху за уши и поцеловала в нос.

– Какая ты славная!

Муха возмущенно фыркнула.

– Лариса, это ведь не Трезор! – возмутилась Мила. – Пойдем на кухню, я тебя кофе напою. Самое то, что тебе сейчас надо.