— А как насчет Пэдди? Думаешь, он доставит нам неприятности?

Малыш Дики покачал головой.

— Нет, дружище. В любом случае он же на стороне Джорджио: тот же ему платит. Как только Джорджио выйдет, он снова начнет ходить по струнке. Я так думаю. Ему все это — как заноза в заднице: ходить да вынюхивать. У него есть мускулы, но настоящих связей нет, кроме одного партнера по бизнесу Джорджио — Дэви Джексона. Этот Джексон, судя по поведению, либо действительно ничего не знает, либо держит какого-то большого человека на коротком поводке. И в этом вся его сила.

— Спасибо, Дики! — улыбнулся Ник. — Ты успокоил меня. Тебе известно, как я отношусь к растлителям. Но из всего, что ты рассказал, кое-что меня озадачивает. Это касается Джорджио Бруноса. Я просто не могу пока это уловить…

Дики улыбнулся ему белозубой дружелюбной улыбкой.

— Можешь назвать это нервотрепкой перед прыжком, парень. Она всех достает. Подумай, что должен чувствовать Брунос, а? Ему же предстоит совершить прыжок. У него-то все основания для нервотрепки. И в довершение всего у него на шее сидит Левис.

— Да, Дики, это верно. Я прослежу, чтобы ты получил свои бабки. Но держи ухо востро еще несколько недель. Я хочу слышать все, что услышишь ты.

— Считай, что мы это сделали.

После того, как Дики ушел, Элби принес утренний кофе Ника и аккуратно поставил его на кухонный стол.

— Все в порядке, Элби? — по-доброму улыбнулся ему Ник.

Элби с ответной улыбкой кивнул: он был счастлив, что на него обратил внимание человек, которого он боготворил и который был его кумиром вот уже несколько лет.

— Я выяснил, что Джорджио не занимается проститутками, Элби. Так что все хорошие мальчики могут спокойно спать в своих кроватках.

Элби снова улыбнулся. Его лунообразное лицо было таким доверчивым и несло на себе выражение такого обожания, что Ник испытал уже хорошо знакомое ему чувство ужаса, смешанного с жалостью. Это чувство пробуждал в нем только один человек — Элби.

— Я ни за что не стал бы иметь дело с растлителем, ты же это понимаешь, не так ли? А теперь я могу уверенно выполнять намеченное. Правда?

Элби энергично кивнул головой.

— Садись, Элби, мой старый дружище, и расслабься, черта ради. Почему тебе всегда нужно держаться поближе ко мне, а? Что заставило меня тогда взять тебя к себе? Я мягкий, как дерьмо, и в этом моя проблема, не так ли? — Ник по привычке задавал вслух себе вопросы и сам же на них отвечал. Привычку эту он приобрел за многие годы дружбы с Элби. Ведь тот при всем желании неспособен был ответить ему.

Теперь у Элби был грустный и испуганный вид. И Ник вздохнул.

— Не беспокойся, Элб, ты мне как ребенок. На самом деле даже больше, чем ребенок, потому что ты со мной всегда, хочу я этого или нет. Я никогда не брошу тебя, приятель. Так что развеселись. Мы с тобой команда — ну вроде Лени из этого романа «О мышах и людях». Я присмотрю за тобой, сынок. Я тебе обещаю.

Элби опять почувствовал себя счастливым и расслабился, сидя на стуле.

Ник пил кофе и размышлял о своей жизни, о жизни Элби, а также над тем, стоит верить услышанному от Малыша Дики или нет… Ник всегда гордился своим умением учуять дохлую крысу задолго до того, как она начнет разлагаться. А сейчас зловоние било ему в ноздри. Только он не мог точно определить, откуда оно исходило: «Только время поможет ответить на этот вопрос…» — оставалось четыре дня до прыжка, и на уме у Ника был Джек Кроун, равно как и Джоджо О'Нил. А где-то в конце списка болтался Дональд Левис…

— Здесь есть какая-то связь, и я должен все выяснить. Если раньше это не убьет меня.

Ник печально улыбнулся самому себе, потому что понимал: там, где задействован Левис, шансы быть убитым становятся весьма высокими. Однако Ник Карвелло был рисковым человеком. И рассчитывал, что предусмотрительность и внутреннее чутье помогут ему, по меньшей мере, оттянуть такую развязку.

Донна сидела на террасе небольшого отеля в Хиккадоа и пила чай со льдом. Она наблюдала, как отдыхающие расслаблялись под яркими лучами солнца. В очередной раз она поразилась тому, что скрывается под внешними красотами этого идиллического местечка. Но Донна тут же поправила себя: «На самом деле никто и ничто не скрывает. Все делается откровенно — под прикрытием одних только теплых тропических ночей. Хотя многие люди, находящиеся сейчас возле меня, ничего не знают о том, что творится у них перед носом». Пожилая чета подсела за ее столик, и Донна приветливо улыбнулась.

Она перевела взгляд на дорогу, которая вела в «Бэй Вью». Пока только четыре машины прибыли с той стороны. И одна машина двинулась в направлении «отеля». Донна следила за этим с десяти утра. Она взяла шляпу, оставила на столе несколько рупий и пустилась пешком в долгий путь к «Бэй Вью».

Сердце у Донны в груди сильно билось, ноги дрожали от страха, но она заставляла себя без остановки идти вперед. Деревья казались живыми от птиц. Обезьяна, прижимавшая к груди детеныша, перебежала ей дорогу и, не обратив на Донну внимания, исчезла в густом кустарнике. Донна вытерла лицо и шею от пота большим белым носовым платком. Она обливалась потом не только от нервного стресса, но и от влажной жары. Миновав поворот, откуда был уже виден «отель», она остановилась и немного постояла, наблюдая за обстановкой.

Здание по-прежнему казалось из дали заброшенным. Но Донна заметила движение возле парадного входа… Плотная белая женщина с густыми светлыми волосами стояла в дверном проеме, а рядом с ней — ребенок лет семи. Донна поняла, что женщина могла увидеть ее. И, собрав все свое мужество, она направилась прямо к ней. Во рту у Донны пересохло от волнения и пыли. Хорошо, что широкополая шляпа, которая была на ней, защищала глаза от ослепительного палящего солнца.

Женщина поднялась вверх по ступенькам веранды и оттуда посмотрела на подходившую Донну.

— Кто вы такая и что вам нужно?

Донна стояла внизу, у лестницы. Резкий акцент кокни у этой женщины производил шокирующее впечатление здесь, в приторном, тропическом окружении. При ближайшем рассмотрении блондинка оказалась намного старше, чем представлялось Донне. Кожа у нее загорела и сделалась темно-красной и обветренной, как кожа животного, особенно вокруг глаз. Там наметились глубокие морщины. Такие же глубокие линии протянулись по обеим сторонам от носа к губам. Это густые светлые волосы издали придавали ей молодой вид.

Прежде чем Донна успела ответить, ребенок открыл дверь веранды и на ломаном английском сказал:

— Мисс Кэнди, я пойду помоюсь.

Женщина махнула ему рукой, как бы давая свое согласие, но при этом не сводила глаз с Донны.

Выпрямившись в полный рост, Донна набрала в легкие воздуха и поднялась по ступенькам. Она важно проплыла мимо Кэнди и резко распахнула дверь веранды, собираясь войти туда, словно к себе домой.

Кэнди развернулась на каблуках.