учить труду. Мы понадеялись, что на год-два ты возьмешь его поработать в поместье, а он тем временем подрастет, и мы заберем его назад, в мастерскую, чтобы обучить ремеслу…

Девушка заметила, что начинает мямлить, и замолчала.

Тубрук рассматривал ее руки, и она опять заговорила, не давая ему возможности возразить или отказать:

– Его семья отдаленно родственна Юлиям… Их деды были братьями, свояками или что-то в этом роде. Ты единственный, Тубрук, кто поможет уберечь его от уличных шаек. От этого зависит жизнь мальчика… Я никогда не попросила бы тебя, найдись другой человек, к которому мне можно было бы обратиться.

– Я его возьму, – коротко сказал Тубрук.

Александрия от неожиданности заморгала, и он усмехнулся:

– А ты думала, что нет? Я помню, как ты рисковала жизнью, спасая этот дом. Могла бы убежать, спрятаться в конюшнях, но не сделала этого. В таком большом поместье, как это, работы всегда хватает, хотя с тех пор, как ты жила здесь, земли у нас стало поменьше… Не волнуйся, свой хлеб он у меня отработает. Оставишь его прямо сегодня?

Александрии захотелось обнять старого гладиатора.

– Да, если ты не против. Я знала, что на тебя можно рассчитывать. Спасибо. Ты разрешишь матери время от времени навещать мальчика?

– Мне надо спросить у Аврелии, но, думаю, это возможно, если не слишком часто. Я расскажу о родственной связи. Возможно, ей эта новость понравится.

Александрия облегченно вздохнула.

– Благодарю тебя, – сказала она снова.

Снаружи послышались быстрые шаги. В комнату бежал Октавиан; лицо его горело от возбуждения.

– В конюшнях – лошади!.. – объявил он, и взрослые разом улыбнулись.

– Давно в этом старом доме не было мальчишек… Хорошо, что он здесь появился.

Октавиан переводил взгляд с Александрии на Тубрука, нервно покусывая губы.

– Значит, я остаюсь? – негромко спросил он.

Тубрук кивнул:

– Тебя ждет уйма тяжелой работы, парень.

Мальчик от радости подпрыгнул.

– Здесь замечательно! – объявил он.

– Он не был за городом с младенческих лет, – смущенно объяснила Александрия. Она взяла Октавиана за руки и, серьезно посмотрев на него, постаралась успокоить. – Теперь будешь делать то, что тебе скажут. Когда пообвыкнешь, мама придет навестить тебя. Прилежно трудись и старайся научиться всему, чему сможешь. Понял?

Не сводя с нее глаз, Октавиан кивнул. Девушка отпустила его ладони.

– Благодарю тебя, Тубрук. Даже не могу выразить, как много это значит для меня…

– Слушай, девочка, – грубовато отозвался гладиатор. – Ты теперь свободная женщина. Мы с тобой прошли одной дорогой. Даже если бы ты не сражалась в дни смуты, я помог бы тебе, чем сумел. Время от времени мы должны помогать друг другу…

Внезапно осознав всю глубину этих слов, Александрия внимательно посмотрела на него.

Большую часть недолгой жизни девушки Тубрук оставался для нее управляющим поместья. Она забывала, что он знает о рабской доле не меньше ее самой и это общее знание объединяет их судьбы…

Когда они вместе подходили к воротам, Александрию уже оставили последние признаки тревоги и сомнений.

Навстречу, негромко беседуя, шли Брут и Рений, которые вели двух молодых кобылиц. Увидев девушку, Марк, не говоря ни слова, передал поводья Рению, бросился к ней, схватил в объятия и в порыве чувств поднял вверх:

– О боги, девочка, сколько же лет я тебя не видел!..

– Поставь меня на землю! – потребовала Александрия.

Брут, услышав ледяной тон, чуть не выронил ее из рук.

– Что случилось? Я думал, ты обрадуешься, увидев меня после…

– Ты не должен обращаться со мной как со своей рабыней, – огрызнулась Александрия.

Щеки девушки пылали, она готова была рассмеяться своему неожиданному приступу гордости, но все произошло так быстро.

Борясь со смущением, Александрия подняла ладонь, чтобы все увидели – на пальцах нет железного кольца, которые носят рабы.

Брут расхохотался.

– Я не хотел тебя обидеть, госпожа, – произнес он, низко кланяясь.

Девушка испытала сильное желание дать ему подзатыльник, но рядом стояли Октавиан и Тубрук, и она никак не отреагировала на шутовство Брута. Как всегда, он невыносим. В голове пронеслось воспоминание о словах Юлия: пока Брут выпрямлял спину, Александрия замахнулась, чтобы дать ему пощечину.

Он сделал движение, собираясь перехватить ее запястье, но тут же передумал и позволил женской ладони шлепнуть его по щеке.

Улыбка Брута оставалась все такой же веселой.

– В чем бы я ни провинился, надеюсь, что теперь с этим покончено, – заметил он. – Я…

– Юлий рассказал, как ты хвастался насчет меня, – выпалила Александрия.

Она говорила неправду. Ей хотелось присесть, говорить и смеяться с этим молодым волчонком, которого девушка хорошо знала, но его поведение и слова выводили Александрию из себя.

Лицо Брута прояснилось, он что-то внезапно понял.

– Он говорил, что я хвастался?.. О! Хитрый ублюдок. Нет, ничего подобного не было. Он задумывает наперед, этот Юлий. Когда приедет, я его выведу на чистую воду. Ему это понравится. Нет, каково! Отшлепать меня при Рении!.. Прекрасно!

Рений откашлялся.

– Пока вы тут играетесь, я отведу лошадей в стойла, – проворчал он и повел кобылиц прочь в сгущающиеся сумерки.

Александрия хмуро наблюдала, как старик ловко, с многолетней сноровкой собирает поводья одной рукой. Рений даже не поздоровался с ней.

Неожиданно глаза девушки наполнились слезами. Если не считать Октавиана, ничего, казалось, не изменилось с той ночи, когда на поместье напали мятежники. Все обитатели дома были на месте, и вроде бы только она замечала, что минули долгие годы.

Тубрук взглянул на Октавиана, зачарованно смотревшего по сторонам:

– Закрой рот, парень. Перед сном тебе еще предстоит поработать. – Он кивнул Александрии. – Поговорите пока, а я пойду познакомлю Октавиана с его обязанностями.

Управляющий посмотрел на Брута, покачал головой, крепко взял мальчика за руку и увел.

Оставшись вдвоем в сумерках двора, Александрия и Брут заговорили разом, тут же замолчали и снова постарались объясниться.

– Прости, – сказал Брут.

– Нет, это я вела себя как дура. Прошло так много времени с тех пор, когда я жила здесь, рядом с Тубруком, тобой… и Рением; все это нахлынуло на меня снова.

– Я никогда не говорил Юлию, что мы с тобой спали, – сказал Марк, подступая ближе к девушке.

Брут подумал, что она очень красива. Александрия относилась к тем женщинам, которые в сумерках выглядят лучше всего. У нее были большие темные глаза; когда она подняла к молодому человеку лицо, ему захотелось поцеловать ее.

Марку вспомнился их поцелуй – это случилось давно, еще до того, как Марий вручил ему бумаги о назначении в легион в Греции.

– Тубрук не говорил мне, что Юлий здесь, – сказала Александрия.

Брут покачал головой:

– Мы ждем новостей. После уплаты выкупа