Джулия невольно напряглась.

– Этот разговор может причинить вам боль, – вставил Бонсон.

Боб тронул Джулию за плечо.

– Все нормально, – сказала она.

– Ваш муж Донни Фенн, – продолжил молодой человек, – убитый в Республике Южный Вьетнам шестого мая семьдесят второго года. Второй – это участвовавший вместе с вами в пацифистском движении молодой человек по имени Питер Фаррис, обнаруженный мертвым, со сломанной шеей, шестого октября семьдесят первого года. Он был убит за несколько месяцев до обнаружения тела. И третий – еще один активист движения за мир, пользовавшийся определенной известностью, Томас Чарльз Картер III, более известный как Триг, убитый взрывом бомбы в Висконсинском университете девятого мая семьдесят первого года.

– Я знала Питера. Он был совершенно безвредным человеком. А с Тригом я встретилась лишь однажды... нет, на самом деле дважды.

– Ммм. Не могли бы вы, хотя бы предположительно, представить себе какие-нибудь определенные обстоятельства, которые могли бы объединить всех вас четверых? Солдат морской пехоты. Активные участники антивоенных демонстраций. Тысяча девятьсот семьдесят первый год.

– Мы все участвовали в одной из последних больших демонстраций, которая состоялась первого мая того года. Трое из нас участвовали в самой демонстрации, а Донни был вместе с морской пехотой.

– Джулия, – мягко сказал Бонсон, – мы сейчас думаем не столько об идеологических связях, сколько о более конкретных, скажем, географических. По-настоящему значение имеют время и место, а не идеи. Причем не только города, но и квартиры, и частные дома.

– Ферма, – сказала Джулия после недолгой паузы и снова умолкла.

Никто не издал ни звука.

Наконец Бонсон решился помочь ей.

– Ферма... – повторил он.

– Донни совершенно озверел от того задания, которое вы приказали ему выполнить.

Боб взглянул на Бонсона и не увидел ничего, лишь безмятежное лицо профессионального актера, исполняющего роль контрразведчика, сосредоточенного на своей работе. Ни проблеска какой-нибудь эмоции, печали, сомнения, сожаления – ничего. Бонсон даже не моргнул, а Джулия, которая совершенно не помнила о нем и о его роли во всем случившемся, продолжала:

– Он был уверен, что этот Триг, о котором он был самого высокого мнения, сможет подсказать решение его этической дилеммы. Мы отправились в вашингтонский дом Трига, но его там не оказалось. Донни вспомнил, что тот собирался поехать на ферму около Джермантауна. Я думаю, что Питер мог последовать за нами. Питеру казалось, что он влюблен в меня.

– И что вы видели на этой ферме? – спросил молодой аналитик.

Джулия рассмеялась.

– Ничего. Вообще ничего. А что там могло быть такого важного?

– Именно это мы и хотели бы узнать.

– Там был только еще один человек. Ирландец по имени Фицпатрик. Они вместе с Тригом грузили удобрения в фургон. Все это происходило очень поздно ночью.

– Насколько хорошо вы разглядели его?

– Очень хорошо. Я стояла в темноте, на расстоянии метров пяти, может быть, чуть побольше, но никак не дальше десяти метров. Я не думаю, что он мог заметить меня.

Донни почему-то захотел, чтобы я не ходила с ним и не выходила на свет. Так вот, он, Триг и этот Фицпатрик несколько минут разговаривали втроем. Затем Фицпатрик куда-то ушел. Тогда Донни и Триг еще немного поговорили, а потом обнялись. После этого мы уехали. В холмах возле дороги, ведущей к ферме, оказался какой-то агент. Он сфотографировал нас – Донни и меня, – когда мы уже отъезжали. Судя по всему, не столько меня, сколько Донни. Я успела отвернуться. Вот и все.

– Вы помните, как выглядел Фицпатрик?

– Думаю, что да.

– Как вы считаете, могли бы вы описать...

– Нет, – вмешался Бонсон. – Переходите прямо к фотографиям.

– Миссис Суэггер, мы хотели бы, чтобы вы посмотрели несколько фотографий. На них изображены разные политические деятели, профессиональные шпионы, юристы, ученые, военные. По большей части это люди из бывшего Восточного блока, но среди них есть и настоящие ирландцы, есть англичане, есть французы. Всем им сейчас за сорок и даже за пятьдесят лет, так что вам придется представить их такими, каким они могли быть в семьдесят первом году.

– Хорошо, – сказала Джулия.

– Только, пожалуйста, не торопитесь.

Один из молодых людей прошел через комнату и вручил Джулии папку с фотографиями. Она просматривала их очень медленно, время от времени отрываясь, чтобы глотнуть кока-колы из банки.

– Можно мне еще колы? – спросила она через некоторое время.

Кто-то опрометью выскочил за дверь.

Перед глазами Боба проходили серые четкие изображения людей, в основном его возраста или чуть старше, судя по виду, энергичных и решительных, с квадратными румяными лицами, густыми волосами, и на каждом из них лежал безошибочно угадываемый отпечаток преуспевания.

Он понял, что они продолжают охоту на «крота». Они считали – не было ли это пунктиком, на котором помешался Бонсон? – что этот самый Фицпатрик внедрил кого-то в самое сердце западного мира, что этот кто-то сделался преуспевающим и сильным человеком, но душой все так же принадлежал Востоку или тому, что от него осталось. Если бы им удалось разгадать тайну Фицпатрика, то они сумели бы разрешить проблему «крота».

Боб ощущал странную горечь. Та война, которую принято было называть «холодной войной», на самом деле не имела никакого отношения к маленькой грязной горячей войне, сожравшей так много людей, которых он знал, войне, так безжалостно и бессмысленно уничтожившей чуть ли не все его поколение. «Кто остановит дождь?» Все это ни имело никакого отношения к тому дождю.

– Нет, – сказала Джулия. – Мне очень жаль, но его здесь нет.

– Хорошо, давайте перейдем к простым гражданам.

Перед Джулией появилась новая папка.

– Не торопитесь, – снова напомнил один из аналитиков. – Не забывайте, что он сейчас мог стать намного массивнее, мог облысеть, мог отрастить бороду, мог...

– Мел, я думаю, что Джулия все это понимает, – прервал его Бонсон.

Джулия молчала. Она перебирала фотографии, то и дело задерживаясь, чтобы вглядеться в то или иное лицо. Но и на сей раз она никого не опознала. Подали следующую папку, на которой было написано: «Агенты национальной безопасности».

Одну фотографию Джулия рассматривала немного дольше, по-видимому, испытывая сомнения, но в конце концов и та отправилась в негодные, хотя и в отдельную кучку «похожих».

И тут наконец-то фотографии кончились.

– Мне очень жаль, – сказала она.

Разочарование, охватившее почти всех присутствовавших в комнате, было прямо-таки физически ощутимо.