Пирелли опрокинул свою переполненную пепельницу в мусорную корзину и хотел продолжать, но тут зазвонил телефон. Пока он слушал, взор его медленно прояснялся. В конце концов он широко улыбнулся и повесил трубку.

– Все, ребята, можно отдыхать! – объявил он. – Охранники римского аэропорта задержали парня с билетом на имя Морено, Джонни Морено.

Самолет Терезы, Мойры и Розы уже взлетел. Они не видели, как арестовали молоденького студента. Охранники вывели его из зала отправления и оставили в таможенном отделе аэропорта дожидаться прибытия комиссара Джозефа Пирелли.

Два остальных билета первого класса, первоначально купленные для Софии и Грациеллы, Тереза отдала двум парням, которые путешествовали «автостопом». Те не могли поверить своему счастью. Однако в самолет они не сели, а поменяли билеты на рейс до Лос-Анджелеса.

За все годы работы в полиции Пирелли еще ни разу не испытывал такого сокрушительного разочарования. Только взглянув на задержанного студента, он сразу понял, что это не Лука Каролла, не Джонни Морено. С досады он яростно пнул стену ногой и угодил носком ботинка в щель деревянной переборки. Приступ жуткого кашля заставил его сесть. Он уткнулся бледным лицом в носовой платок, хрипя и брызжа слюной.

Еще не остыв от гнева, Пирелли позвонил в полицейское управление Палермо. Анкора попросил его повторить свои слова, а когда услышал, тоже испытал разочарование.

– Мне очень жаль, Джо, но это означает одно: он еще здесь, на Сицилии. Как по-твоему, почему он не сел в самолет?

– Наверное, простудился, – прорычал Пирелли.

– Ты как, сразу же обратно? – спросил Анкора.

– Да нет. Пожалуй, сперва заеду к себе домой, в Милан – переоденусь и, может быть, немного посплю. Я жутко устал.

Анкора понимающе ухмыльнулся:

– Ах, ну да, конечно поезжай. И не забудь передать от меня привет жене!

– Моя жена, толстый боров, сейчас в Палермо и останется там до тех пор, пока не кончится это проклятое расследование. Слушай, сделай мне одолжение, передай ей, что я буду поздно. Если она узнает, где я, ее хватит удар, так что лучше скажи, что я… в общем, скажи что хочешь. Пока.

Благополучно прилетев в Рим, София и Лука постелили постель Грациелле. В квартире уже виднелись признаки неминуемого отъезда Софии. Она собрала все свои личные вещи, осталось лишь подписать договор о продаже.

Луке отвели бывшую спальню сыновей Софии. Две кровати – вот все, что осталось в напоминание о погибших детях. Все игрушки и одежда были убраны.

Позже вечером, когда Грациелла готовилась ко сну, Лука проходил мимо ее двери по пути в ванную. Он остановился и стал смотреть, как она причесывается, сидя перед зеркалом в белой ситцевой ночной рубашке. Длинные косы, которые она обычно закручивала в узел, сейчас были распущены. Она положила на туалетный столик расческу в серебряной оправе и взяла в руки потрепанную черную Библию. Оставшись незамеченным, Лука бесшумно пошел дальше. Когда он помылся и почистил зубы, Грациелла уже погасила свет, но дверь в ее спальню осталась слегка приоткрытой.

София испуганно вздрогнула. Она не слышала, как Лука зашел в кухню.

– Мне не спится, – проговорила она, – хочешь выпить?

Он покачал головой и сел напротив. На столе были рюмка виски и маленький пузырек с таблетками. Лука нагнулся, чтобы прочесть этикетку, однако София взяла пузырек и спрятала его в карман.

– Вы не возражаете, если я посижу с вами? – спросил он.

Она слегка пожала плечами, взяла пепельницу, полную наполовину выкуренных сигарет, и высыпала ее в мусорное ведро.

– Роза говорила мне, что у вас большие неприятности с дизайнером. Это правда?

Она вздохнула и ополоснула пепельницу под краном. Ее распущенные волосы доходили почти до талии, как и у Грациеллы. Луку так и подмывало потрогать эти темные шелковистые пряди, но он сидел не шевелясь. Вытерев пепельницу кухонным бумажным полотенцем, София отнесла ее обратно к столу.

– Может, теперь я смогу заснуть…

– Вы еще не допили.

Взглянув на свою рюмку, она быстро ее осушила, потом отнесла к раковине и стала мыть под струей воды. Лука любовался плавными, грациозными движениями Софии, ее руками с длинными, изящными пальцами и бледными, почти белыми ногтями. Это были не накладные ногти, как у Мойры, а натуральные безупречные овалы с широким полукруглым основанием.

Она тщательно вытерла рюмку и потянулась кверху, чтобы убрать ее в навесной шкафчик. Полы ее атласного халатика разошлись до самых бедер, и Лука заметил, что на ней нет белья. Когда она вновь к нему обернулась, халатик слегка распахнулся на груди. Он поспешно отвел глаза, зная, что в вырезе показалась соблазнительная ложбинка, но не смея даже взглянуть в ту сторону.

– Что сказала тебе Роза про Нино? – поинтересовалась София, покручивая в пальцах длинную прядь волос.

– Совсем немного. Только то, что он, как она выразилась, ободрал вас как липку.

Ноги Луки дрожали. Он крепко сомкнул ягодицы, чувствуя сильное возбуждение, и положил руки под стол, на колени. Все его тело пылало огнем, а щеки предательски покраснели.

– Что ж, это верно. Кажется, я сама виновата. Я была так глупа! Мой муж предупреждал меня, чтобы я ему не доверяла.

Лука поерзал на жестком стуле.

– Может быть, вы… – он сжал свой твердый пенис руками, – расскажете мне об этом?

Прикусив губу, София рассеянно провела рукой по атласному халатику, подчеркнув контуры своей пышной груди, и потуже затянула поясок. Она слегка опьянела после виски и валиума, но чувствовала себя совершенно расслабленной.

– Не сейчас. Я, пожалуй, пойду спать. Погаси, будь добр, свет и на всякий случай проверь, везде ли заперто.

Как только она вышла из кухни, Лука с облегчением вздохнул и оросил спермой свои пижамные брюки, тихо застонав от удовольствия.

В темноте детской комнаты он начал торопливо снимать мокрые брюки, впопыхах споткнулся и упал на пол, прямо на больное плечо. Скривившись от боли и злясь на собственную неловкость, он отбросил ногой пижамные брюки, потом снял рубашку и отлепил лейкопластырь, державший небольшую повязку. Рана была чистой. Он выбросил вату в мусорное ведро.

На шее у него поблескивало золотое сердечко. Лука нежно дотронулся до медальона, потом снял его и, подняв над головой, принялся раскачивать из стороны в сторону. Наконец глаза его закрылись, и он уснул.

Лука встал поздно и застал за завтраком одну Грациеллу. Не успел он спросить про Софию, как она вошла в кухню, полностью одетая.

Блестящие волосы, гладко зачесанные назад и уложенные в тугой пучок, делали ее лицо строгим и неприступным. На ней были изящный серо-черный костюм, темно-серые чулки и белая блузка, расстегнутая у ворота. Когда она склонилась к Грациелле, Лука увидел краешек белого кружевного бюстгальтера.