Ненадолго.

– Освальд, – Марта присела на скамеечку для ног, – я огня боюсь…

– Уходи.

– Мне некуда… и как ее одну оставить? Она одна там не сможет… никак не сможет.

Марта закашлялась. Зал постепенно наполнялся дымом.

– У тебя печенье осталось?

– Вот, – она раскрыла ридикюль и вытащила печеньице, – держи…

– Спасибо, Марта…

…испугаться она не успела, толстая неуклюжая женщина. Только коснулась вскрытого горла, из которого хлестануло кровью. Освальд надеялся, что ей не было больно.

Она точно боли не заслуживала.

Жаль, что все получилось именно так… он закрыл глаза.

Уйти?

Нет, он все равно обречен, и если умирать, то – королем.

Кейрен поднимался. Медленно, упираясь когтями в стену. Стена была гладкой, когти соскальзывали, слоились, и осколки больно впивались в уже-почти-человеческие пальцы. Саднил живот. Кейрен потрогал его, убеждаясь, что раны затянулись толстой корой живого железа. Оно прилипло к пальцам, потянулось за ними тончайшей паутиной.

Идти.

Шеффолк-холл наблюдал за чужаком.

Окна заперты.

Решетки… и не то виноград, не то плющ, но сейчас смешно думать, что Кейрен сумеет подняться. Остается главный вход…

С каждым шагом Кейрен чувствовал себя уверенней. Вяло подумалось, что появление его в подобном виде на похоронах герцогини произведет сенсацию… хотел засмеяться, но смеяться было больно.

…не через главный.

Запасной, который для слуг… Кейрен ведь помнит план дома… дверь должна быть где-то рядом… боковое крыло… левое, точно левое, потому что обойти дом у него элементарно сил не хватит. А надо. И он идет, с каждым шагом ступая все более уверенно.

Все-таки холодно.

Кейрен от души холод ненавидит, а огонь, опаливший было, вдруг отполз.

Жила отступала, огрызаясь, всхрапывая, но отступала. И Кейрен все-таки рассмеялся, а от смеха треснула корка живого железа.

Аккуратней надо.

А у него не получается аккуратней… и главное, чтобы дверь нашлась.

Нашлась.

И поддалась, впуская в сумрачный коридор. А он глупец, что в прошлый раз верхом полез, мог бы подумать про дверь… кажется, дыры в боку способствуют работе головы.

Дыры затянулись.

Теперь только резких движений не делать. Раз и два… и три-четыре… коридор разветвлялся. Из левого его рукава тянет сдобой, жареным мясом, специями и горелым жиром. Кухня?

Значит, направо…

…и прямо… и лабиринт коридоров, в котором легко заблудиться. Но дом почти пуст, почти мертв… все собрались в холле?

И Таннис…

Кейрен остановился перед щитом. Некогда надраенный до блеска, тот покрылся мутной пленкой окислов, оно и хорошо, к зеркалам Кейрен был морально не готов.

Дальше куда?

Прямо. И налево… лестница вверх… коридор… снова лестница, но уже вниз… узкие окна, витражные стекла, от которых на полу россыпь разноцветных пятен. Стекло холодное. И запах гари.

Жила стучит-гремит, мешает сосредоточиться.

Остановиться.

Сесть, потеснив в нише древнюю вазу, которая рассыпается от прикосновения. Неудобно как-то получилось, но надо дух перевести. И подумать.

…грохот жилы думать мешает.

Ничего. Собраться… пальцы вытереть об обои… совести у него нет, сказала бы матушка. А и вправду нет, закончилась. И обои все равно грязные, расползаются от старости.

…идти надо. Двигаться. Встать и вперед, потихоньку… медленно-медленно, шаг за шагом, вслушиваясь в звуки, дом наполнившие… и жила откатывает, а с ней отступает и сила, но возвращается ноющая, резкая боль. Края раны ползут, этак и требуха вывалится… хор-р-рош герой будет.

Не вываливается. Надо только руку прижать покрепче.

С жилой странное происходит, она, еще недавно гудевшая натянутой струной, вдруг замолкает. И эта тишина страшна. А струна рвется…

…больно.

Кейрен задыхается от этой чужой боли, сползая по стене, корчится, пытаясь справиться с собой. Тело плывет, плавится, меняя облик, и снова, и застревая между двумя… мутит, от силы, от слабости, от непонимания… и плач огня стоит в ушах.

Что происходит?

Надо вперед. Не важно, что происходит, позже Кейрен разберется. А пламя сворачивается, прямо под домом сворачивается, хотя Кейрен помнит старые планы.

Там гранит.

И толстая подошва скалы, которая обеспечит безопасность… но почему тогда пламя… пружина огня, которая вот-вот развернется. Его загнали в ловушку…

…кто и когда?

И звон в ушах – откат, всего-навсего откат… вперед… успевая до того, как треснет гранит… вовсе он не надежен, прорезан норами подземных ходов. И дом вздрагивает, чувствуя близость смерти. Дрожь становится все более ощутимой, а воздух пахнет огнем.

…камином.

…раскаленным докрасна камнем, старым торфом, который сушат пластами, и живым деревом. Сосновой смолой. Металлом.

Эти запахи дурманят и путают, но Кейрен идет.

Потому что ему надо. И он не понял, откуда она взялась, наверное, он просто очень сильно захотел, чтобы она появилась здесь и сейчас и была навсегда, это же не сложно, вот она и возникла из ниоткуда. А ему осталось руки сжать и сказать:

– Я тебя поймал.

…только удержать силенок не хватит. И она плачет. Почему?

– Бестолочь ты… с кисточкой.

С кисточкой. Хвост остался, он мешает, путается под ногами… куда хвост девается – интересный вопрос, и над ним надо будет подумать, хорошенько подумать вдвоем.

– Да ты еле на ногах стоишь! – Таннис вытирает слезы, а потом колючей кружевной перчаткой трет его щеки. – Нам надо…

– Уходить. – Кейрен помнит.

Слышит, как медленно, пока еще медленно разворачиваются кольца огненной змеи.

– Надо… уходить…

Он пытается спешить, но силы уходят. Жила тянет их, и мучительно осознавать собственную беспомощность. Тело вновь плывет, размывается.

И не упасть получается лишь потому, что Таннис подставляет плечо.

Стыдно.

– Прости, – из горла вырывается рык, переходящий в скулеж.

– Все хорошо. Тебе просто надо отдохнуть, да?

…метаморфозы отвратительны. Кейрен видел, каково это со стороны, когда кожа вскипает живым железом, растягивается, поддаваясь растущим костям. Выворачиваются мышцы, и порой шкура лопается, чтобы выпустить полосы чешуи. Или она проступает снизу, и сама кожа, тонкая, человеческая, отслаивается белесой пленкой.