этих словах первосвященник вспоминает о присутствии Миры. Оборачивается к ней и смеряет долгим взглядом, будто выискивая в ней ростки хаоса новых времен.

Теперь он привлек все внимание Миры. Последние слова задели девушку за живое. Она не смеет возразить, но перебирает в уме выдающихся лидеров и правителей, носивших женское платье. В списке оказывается не меньше дюжины имен, первою стоит Янмэй Милосердная, крайнею — леди Сибил Нортвуд.

— Отчего я ни разу не видел тебя на проповеди? — спрашивает архиепископ.

— Я посещала службы вместе с матерью, а она старалась избегать людных мест. Мы ездили в церковь Дня Сошествия.

— Вы избегали людных мест? Странное поведение для людей с чистой совестью.

Это было в мае, когда над графиней насмехалась половина двора, потому приходилось сторониться светского общества. Однако леди Сибил вряд расстроится, если заговорить о времени ее унижения.

— Ваша светлость, мы с матушкой считаем, что не стоит превращать службу в показуху. Хорошо молиться в уединении и тишине, а не среди толпы, наряженной в пух и прах. Потому мы избегали центральных соборов.

— Какая ересь!.. — бурчит приарх. — Ты не любишь молиться в толпе, стало быть, стесняешься своей веры?

— Нет, ваша светлость. Я лишь не желаю кичиться ею. Предпочитаю, чтобы молитва была таинством между мною и Праотцами.

— Отрекись от этой глупости. Добрый прихожанин молится во всеуслышание, чем показывает силу своей веры. А сплетенные воедино голоса многих людей придают молитве благостной мощи, так же, как ручейки сливаются в могучую реку.

— Я запомню это, ваша светлость. Ближайшим воскресеньем буду иметь огромное удовольствие услышать вашу проповедь в Соборе Праотцов.

— Проповедь не должна быть в удовольствие, — срезает гость. — Проповедь — пища для ума, которую необходимо разгрызть и переварить. Слово священника заставляет душу прихожанина трудиться, а не отдыхать.

— Не смею спорить с этим, ваша светлость.

— Расскажи-ка, о чем была последняя проповедь, которую ты слушала?

Приарх упорно зовет Миру на «ты», и это начинает бесить. Она — совершеннолетняя первородная аристократка, человек любого ранга должен говорить ей «вы», пока она не позволит иного. Даже император не считал себя исключением!

Кроме того, архиепископ непрерывно жует, говоря с нею.

— Вспомни-ка, — подсказывает Мире леди Сибил, — позапрошлым воскресеньем мы слушали о благочестии мещан. Священник рассказал притчу про дворника, гончара и лорда. Помнишь?

Занятно: графиня надела к обеду роскошное золотистое платье с изумрудами. Отчего же она просила меня одеться строго? Я должна выглядеть смиренной и благочестивой девушкой, сама же леди Сибил, как может, подчеркивает свою красоту. Сделано в угоду старомодным взглядам священника? Девушка должна быть скромной, замужняя дама — роскошной?

— Несомненно, миледи, — говорит Мира, — мне пришлась по душе эта проповедь. Я вынесла из нее, что горожанам следует чутко заботиться друг о друге. Когда люди сдавлены крепостными стенами, им не хватает свободы и хочется обособиться. Но это желание порочно. Город — единое целое, и лишь тот мудр, кто думает о целом, а не о себе одном.

Графиня лучезарно улыбается, довольная ответом. Она хочет, чтобы я понравилась приарху?.. Но зачем?

— Какие пустые слова, — жует священник. — Идет грозное время, перемены потрясают мировые устои. Следует говорить об этом и бороться с растущим злом, а не повторять без конца всем известные притчи!

— Не смею спорить, ваша светлость, — говорит Мира, остро ощущая желание вогнать шпильку в сочленение его брони. Блестящие доспехи из самовлюбленности и гордыни… где-то должна быть щель.

— Впрочем, ваша светлость, еще лучше мне запомнилась другая проповедь — в ней шла речь о роли мужчины и женщины.

— Роль женщины — передать детям свое благородное имя, — прерывает архиепископ, — и более ничего.

— Священник на той проповеди говорил, ваша светлость, что женщина — первый человек, кого видят дети. Чтобы дети выросли умными, смелыми, решительными, достойными, женщина должна содержать в себе ростки этих качеств. Не правда ли, ваша светлость?

— Дети способны выжить лишь тогда, когда повинуются отцу. Без отца они попросту умрут, вот и весь разговор. А жена должна воспитать детей так, как будет угодно ее мужу.

На словах «жена» и «муж» леди Сибил чуть заметно улыбается…

И вдруг Миру бросает в дрожь. Она с ужасом понимает, чему посвящено это застолье. Бекка предупреждала: графиня попытается выдать Минерву замуж! Высокородная девица, получившая известность, — ценное приобретение. Так сказала южанка, и наивная Мира, помнится, тогда возмутилась. И вот теперь Бекка оказывается права!

Конечно, в этом все дело! Галлард Альмера все еще не женат — нет обручального браслета. Лорд Кларенс говорил — тогда, в спальне — что графиня слишком дружна с приархом. Стало быть, своему давнему приятелю леди Сибил решила уступить высокородную сиротку! От Миры требуется проявить смирение и благочестие, этому и служит ее строгая одежда. Сама же леди Сибил в своем шикарном платье, со светлыми локонами, белыми руками, полной грудью — словно обещание на будущее: когда девушка расцветет, вы получите настоящее сокровище! Не упустите шанса, ваша светлость!

Мира утирает платочком губы, маскируя смятение и ужас.

Этот Галлард Альмера — чудовищен! Упрямец, твердолобый ортодокс, ненавидящий все новое. В грош не ставит чужое мнение, обожает, чтобы перед ним пресмыкались, заглядывали в рот. К тому же, он стар и прескверно воспитан. Должно быть, графиня видит в нем какие-то достоинства: не верится, чтобы она хотела отдать воспитанницу такому мерзавцу.

— Почему молчишь? — требовательно молвит Галлард.

— Разве ваша светлость задали вопрос?

Приарх окидывает девушку взглядом, задержавшись на ее груди, тщательно сдавленной платьем, но все же заметной. Мира окончательно убеждается в своей догадке.

— Ты согласна, что покорность — главная черта добродетельной жены?

— Не смею спорить, ваша светлость, — отвечает Мира, однако теперь ей не удается скрыть сарказм.

— Жена так же следует за мужем, как и ребенок за отцом! — вспыхивает гость. — Женщины слабы, как и дети. Удел слабого — следовать за сильным, никак иначе!

Глаза священника обращаются в щелочки. Приятная мысль возникает у Миры: а ведь он еще не уверен, что я ему подхожу! Галларду требуется покорная жена, такая, чтобы ходила на цыпочках и говорила только шепотом. А лучше вовсе молчала, лишь ахала от восторга, слушая его великомудрые речи. Ваша светлость пришли оценить, такова ли я? Что ж, полюбуйтесь!

— Не следует ли слабому, ваша светлость, хотя бы понимать, в