Линда тоже терзалась от беспокойства, находясь в «Окуре» под осадой хищной прессы и не понимая, что происходит и когда все это закончится. Ради Хэзер, Мэри, Стеллы и маленького Джеймса — который продолжал спрашивать: «Где папа?» — приходилось бодриться изо всех сил. «На самом деле это какая-то глупость, — говорила она в одну из телекамер. — Я не понимаю здешних людей. Они относятся [к траве] так серьезно. Пол сейчас в каком-то месте для задержанных, и мне не разрешают его увидеть. Как только им попадется какой-нибудь приличный человек вроде Пола, такое ощущение, они сразу готовы на нем отыграться. Я больше никогда не вернусь в Японию. Это мой первый визит и последний».

Вспоминая кадры фильмов о солдатах в японском плену, она боялась, что его могут подвергнуть пыткам. Теперь, как никогда раньше, он нуждался в ее защите, и она была бессильна что-либо сделать.

Перед обезглавленной на время MPL немедленно встал вопрос: нужно ли отменить гастроли. Однако оказалось, что решение уже принято. «Когда мы ехали из аэропорта, афиши наших концертов встречались примерно каждые 50 ярдов, — вспоминает Стив Холли. — На следующее утро их не осталось ни одной, и вся музыка Wings исчезла из радиоэфира».

На второй день им лишь оставалось смотреть теленовости, в которых Пола доставляли в отдел контроля за оборотом наркотиков токийской полиции трое серьезных сотрудников в гражданском, ведя его в наручниках и с веревкой на шее — «как собаку», по его позднейшим словам. Несмотря на уже сделанное полное признание и принесенные извинения, его допрашивали еще шесть часов, на этот раз с участием знаменитого главного следователя наркоотдела Койоси Кобаяси.

«Мне пришлось пересказывать всю свою жизнь… школа, как зовут отца, доходы, — вспоминал он. — Например, они меня спрашивают, с видимым любопытством: „Вы кавалер ордена Британской империи?“ И я говорю: „Да“, надеясь, что это будет иметь эффект. И какой-то эффект был. Потом, с еще большим любопытством: „Вы живете во дворце королевы?“ Я говорю: „Нет, не совсем… но вообще да, довольно близко“. Я надеялся, что они меня отпустят, если я буду жить рядом с домом королевы. Потом говорят: „Вы курите марихуану?“ Я сказал: „Почти нет“. Они поинтересовались: „Вам из-за нее лучше слышно музыку?“ Я подумал: „Господи, это что, ловушка какая-то?“»

Когда следователи закончили, ему разрешили короткое свидание с Линдой, а потом снова повезли во временный изолятор в штаб-квартире столичной полиции. Когда конвоиры выводили его через запасной выход, их окружили примерно двести девушек, истерически рыдающих и зовущих его по имени, причем искаженно выговариваемый японцами звук «л» придавал их крикам какой-то дополнительный надрыв: «Пор! Пор!» Давка стала настолько неконтролируемой, что пришлось вызывать спецназ. «Это было как при битломании, — позже вспоминал он. — Только направлялся я не на концерт, а в каталажку».

К этому моменту его адвокат и шурин Джон Истман уже примчался из Нью-Йорка, а новый менеджер Стив Шримптон — из Лондона, чтобы организовать его юридическую защиту и спасти застрявшую в «Окуре» Линду с детьми от штурмующей их прессы. Они наняли англоговорящего токийского адвоката Тасуку Мацуо, который должен был представлять Пола на допросах и далее, как бы ни сложились обстоятельства.

Единственным, кто встречался с ним до сих пор, был Доналд Уоррен-Нотт, сотрудник британского посольства в Токио, которое находилось совсем рядом с его временным изолятором. Уоррен-Нотт убедился, что Пол настроен вполне спокойно и не теряет духа, однако очень тревожится за Линду и детей. Он сообщил, что обходятся с ним хорошо и никакие особые привилегии ему не нужны, только попросил, чтобы его не кормили мясным и давали какие-нибудь фрукты, — эту просьбу Уоррен-Нотт немедленно передал. Начальство изолятора согласилось давать ему яблоки и апельсины, но только не бананы, поскольку имелся риск, что на их кожуре могут поскользнуться охранники.

На следующий день, 18 января, его повезли в окружную прокуратуру для новых допросов, снова через черный ход, поскольку главный был заблокирован оплакивающими «Пора» фанатками. Там он узнал, что по драконовским японским законам за провезенные наркотики ему светит до семи лет каторги, и это — в условиях пенитенциарной системы, которую традиционно критиковали за нарушения прав человека. И пока никто не мог дать ему каких-либо гарантий, что этого не произойдет. «Я подумывал о том, что придется воспитывать детей в Японии», — признавался он позже.

После обеда его допросил окружной судья Харуо Мацумото, который затем удовлетворил ходатайство прокурора о продлении задержания на срок до десяти дней, в зависимости от нужд следствия. Перешедший теперь из-под полицейского надзора в ведение министерства юстиции, он был доставлен в тюрьму Косуге — мрачное здание девятнадцатого века, тоже находившееся в центре Токио. Там ему предстояло провести неделю бок о бок с самими отпетыми японскими преступниками и испытать на себе соответствующее обращение.

Между тем весь мир отреагировал на его арест шоком и недоверием, а политики и общественные деятели всех сортов выражали озабоченность по поводу его судьбы и призывали японское правительство не делать опрометчивых шагов. Когда британский дипломат Доналд Уоррен-Нотт посетил офис следователя Кобаяси, чтобы обсудить с ним перспективы дела, у того зазвонил телефон. Звонок был из Вашингтона, от сенатора Эдварда Кеннеди — последнего уцелевшего брата президента Джона Кеннеди. Тот слышал, что будущим летом Wings планировали приехать в Америку с гастролями, и был обеспокоен тем, что у Пола может не оказаться возможности принять в них участие.

Джордж прислал открытку от себя и жены: «Думаем о тебе. Не падай духом». Два остальных экс-битла не выразили ни поддержки, ни сочувствия другу, которого с ними объединяла одна и та же история отношений с наркотиками: Ринго лишь осторожно заметил, что Полу «очень не повезло», а Джон просто отмолчался.

Размер заначки, обнаруженной в багаже, стал предметом многочисленных шуток. Джонни Карсон, ведущий главного американского разговорного шоу, сострил, что после того, как Пол приземлился в Нарите, его чемодан кружился в воздухе, заходя на посадку, еще четыре часа. Куда менее забавным был инцидент в аэропорту Майами, где психически нездоровый поклонник Beatles по имени Кеннет Ламберт — типаж, с которым мир, к своему ужасу, будет потом сталкиваться все чаще и чаще, — заявил, что собирается лететь в Токио «освобождать Пола», не имея при себе ни билета на самолет, ни денег. Вступив в перепалку с персоналом авиакомпании, Ламберт достал игрушечный пистолет и был застрелен полицейским.

Условия в тюрьме Косуге сначала показались Полу «варварскими». Камера, доставшаяся ему, была размером всего лишь 10 на 14 футов, и в ней не было ничего, кроме тонкого спального мата. Обычно сверхщепетильный в вопросах гардероба и личной гигиены, он по-прежнему был в том самом зеленом костюме, в котором его арестовали.

День начался в шесть утра с переклички, во время которой самый успешный автор песен в истории музыки сидел на полу, скрестив ноги, среди других заключенных и откликался на свой тюремный номер 22 ритуальным выкриком «Хай!». Затем этот владелец двух поместий и держатель обширного штата прислуги должен был убрать свой крошечный надел миниатюрным совком и веничком, выдававшимися через окошко в двери, и свернуть спальный мат.