Его интрижка с принцессой Марго была тоже проявлением мужества, как заметил некий придворный остряк, – ведь Марго отличалась буйным нравом. Эти двое, должно быть, составили бы парочку, что не дала бы заскучать никому.

Распахнулась дверь, пропела труба, все умолкли, и в залу вступил король Карл Девятый.

Он принял корону в десять лет, и в ту пору все решения за него принимали другие люди – прежде всего его мать, королева Екатерина. Сейчас Карлу был двадцать один год, он имел полное право распоряжаться самостоятельно, но по причине слабого здоровья – поговаривали, что он страдает болями в груди – по-прежнему прислушивался к мнению других, будь то Екатерина или ближайшие советники. К великому сожалению Пьера, никого из де Гизов в этих советниках не числилось.

Прием начался с любезностей и повседневных дел. Время от времени король надрывно кашлял. Он восседал на резном и раскрашенном троне, а все прочие в зале стояли. Ничуть не обманутый началом приема, Пьер догадывался, что Карл намерен сделать какое-то объявление, и вскоре его догадка подтвердилась.

Карл изрек:

– Бракосочетание нашей сестры Маргариты и Анри де Бурбона, короля Наваррского, состоится в августе сего года.

Герцог де Гиз, рядом с которым стоял Пьер, невольно дернулся. Дело было не только в том, что Анри завел интрижку с принцессой. Бурбоны являлись заклятыми врагами де Гизов, и оба семейства соперничали за влияние на правителей Франции задолго до того, как родились эти двое Анри.

– Означенный брак, – продолжал король, – укрепит религиозное перемирие, коего наконец достигло наше королевство.

Именно этого де Гизы и боялись. Пьеру подумалось, что в самих словах и в той манере, в какой изъясняется Карл, ощущается коварный ум королевы-матери Екатерины.

– Сим назначаю датой бракосочетания восемнадцатое августа.

Придворные зашептались. Новость и вправду была важной, ибо многие опасались – или надеялись, – что этот брак не будет заключен никогда. Теперь стала известна точная дата. Триумф для Бурбонов, удар по де Гизам.

Герцог Анри пришел в бешенство.

– Треклятый Бурбон женится на принцессе Франции! – прошипел он.

Пьер огорчился ничуть не меньше, ведь угроза де Гизам была угрозой его собственному благополучию. Он мог потерять все.

– Когда ваша шотландская кузина Мария вышла за Франциска, мы стали первым семейством Франции, – угрюмо напомнил он герцогу.

– А теперь вместо нас Бурбоны.

Герцог Анри правильно оценивал политические последствия, но его гнев, несомненно, подпитывался личной обидой и ревностью. Наверное, принцесса Марго – великолепная любовница; во всяком случае, выглядит она так, будто знает, как доставить мужчине удовольствие в постели. А скоро ее отнимут у герцога – и отдадут Бурбону.

Пьер заставил себя успокоиться и мыслить здраво. Почти сразу же его посетила мысль, не пришедшая, похоже, на ум молодому герцогу.

– Свадьба может и не состояться.

Герцог Анри сполна унаследовал от отца воинскую нелюбовь к околичностям и обинякам.

– О чем ты, черт тебя дери?

– Эта свадьба должна стать величайшим событием в истории французских протестантов. Она ознаменует собой торжество гугенотов.

– Нам-то что с того?

– Они съедутся в Париж со всей страны – и те, кого пригласят, и тысячи других, которые прибудут поглазеть и порадоваться.

– Гнусное будет зрелище. Я уже вижу словно наяву, как они шатаются по улицам в своих черных одеждах.

Пьер понизил голос.

– А потом начнутся неприятности.

Судя по выражению, промелькнувшему на лице Анри, герцог начал понимать.

– Думаешь, будут столкновения между торжествующими протестантами и негодующими католиками славного Парижа?

– Верно, – ответил Пьер. – И мы этим воспользуемся.

5

По дороге к складу Сильви заглянула в таверну «У Святого Этьена» и заказала на обед копченого угря. Еще она купила кружку слабого пива и, сунув монетку разносчику, велела отнести за угол и поставить к задней двери дома Пьера Омана. Это был знак для Нат, служанки Пьера, прийти в таверну, если она может. Несколько минут спустя Нат присоединилась к Сильви.

Ей давно перевалило за двадцать, но Нат оставалась все такой же костлявой, однако на мир она теперь смотрела без былого страха. Она исправно посещала собрания протестантов в помещении над конюшнями и завела себе друзей, что придавало девушке уверенности. Ну, и общение с Сильви тоже сказывалось.

Сильви сразу перешла к делу.

– Этим утром я видела Пьера со священником, которого не знаю, – сказала она. – Я как раз проходила мимо двери, когда они вышли.

Священник, о котором шла речь, почему-то хорошо запомнился. Внешность у него была непримечательная – редеющие темные волосы, рыжеватая бородка, – но в выражении его лица было что-то такое, особенное. Сильви казалось, что этот человек может оказаться весьма опасным врагом.

– Ой, я как раз собиралась рассказать, – отозвалась Нат. – Он англичанин.

– Как любопытно! Ты узнала, как его зовут?

– Жан Ланглэ.

– Не очень-то подходящее имя для англичанина.

– Раньше он к нам не заходил, но Пьер с ним как будто знаком. Наверное, встречались где-то еще.

– Ты не слышала, о чем они говорили?

Нат покачала головой.

– Пьер прикрыл дверь.

– Жаль.

– А Пьер не заметил тебя, когда вышел из дома? – вдруг забеспокоилась Нат.

У девчушки есть повод тревожиться, подумала Сильви. Им ведь не нужно, чтобы Пьер догадался, сколь пристально наблюдают протестанты за его домом.

– Не думаю. Взглядами мы точно не встречались. А со спины он вряд ли меня узнал.

– Он не мог забыть тебя.

– Ну да, бывшую жену так просто не забудешь. – Сильви скривилась от отвращения, вспомнив, какую глупость когда-то совершила.

– Правда, он никогда о тебе не говорит.

– Считает меня ничтожеством. Мне же лучше.

Сильви справилась с угрем, и они с Нат покинули таверну – разумеется, по отдельности. Сильви направилась на север, к рю де Мюр. Наверное, Неду Уилларду будет интересно услышать про заезжего священника-англичанина.

Нед Сильви понравился. Так много мужчин вокруг смотрели свысока на женщин, чем-либо торговавших, считали, что те готовы отдаться при первом же намеке, – а как же иначе, дескать, они способны что-либо продавать? Но Нед разговаривал иначе, выказывал уважение и неподдельный интерес. Он явно обладал некоторой властью, однако вел себя ничуть не заносчиво, и ему было присуще этакое очарование скромности. Но все же Сильви подозревала, что слабины он не дает. На вешалке в его доме, рядом с плащом, она заметила меч и длинный испанский кинжал; сама не зная почему, она была уверена, что это оружие – не просто для красоты.