правящего класса, по либералам!

Андрей ФУРСОВ. Именно так. Ведь что такое номенклатура, ненавидевшая Сталина? Господствующий слой, квазикласс, но без собственности на вещественный фактор производства. Все позиции номенклатуры были обусловлены: каждый ранг имел, так сказать, определённый паёк.

Игорь ШИШКИН. Служилое сословие. Чего добивался, кстати, Грозный.

Андрей ФУРСОВ. Совершенно верно. Ещё до введения опричнины монах Ермолай-Еразм написал Ивану IV «сказку» (аналитическую записку), где предложил не раздавать боярским детям землю, потому что исчерпывался фонд, а посадить их на продовольственный паёк. Как это сделали, кстати, в токугавской Японии с самураями. Идея Ивану IV понравилась, но он не осмелился её реализовать.

Один слой номенклатуры отличался от другого объёмами пайка и прочих материальных благ. Но это не было собственностью, которую можно было передать детям.

Игорь ШИШКИН. И размер этого пайка определялся личным взносом на благо государства.

Андрей ФУРСОВ. Совершенно верно. А номенклатура с самого начала стремилась получать благ больше, чем положено. И после смерти Сталина, как говорится, кот за дверь – мыши в пляс. Первое, что сделала номенклатура на мартовском Пленуме 1953 года, – обеспечила свою физическую безопасность. Было принято решение, что члена ЦК нельзя арестовать без разрешения ЦК, и были отменены «тройки». Однако на пути номенклатуры к обеспечению себя экономически встал Хрущёв. И его убрали.

А что такое так называемая эпоха застоя? Это господство горизонтальной мобильности власти над вертикальной. То есть я не могу передать детям свои привилегии, но меня не бросят, если я не совершил особых проступков. Если я оказался плохим замминистра химической промышленности, то меня, как тогда говорили, «спустят на искусство». Или в лёгкую промышленность – куда угодно.

Это и был «застой». Когда наивный Лигачёв кричал Горбачёву, что «у нас не было «застоя», мы развивались!», он не понимал, что Горбачёв-то имел в виду не экономику, а посылал номенклатуре сигнал, что «сейчас я приду к власти, и вы начнёте двигаться».

Ещё раз напомню, что 1930-е годы – это, по сути, холодная Гражданская война, которую довоёвывали люди, привыкшие к насилию. И, конечно, было бы странно, если бы они себя вели как сытая номенклатура 1960-х, когда никого не сажали, а, наоборот, гладили по головке!

При Сталине, если нарком допустил тот или иной «косяк», его снимали. Или сажали. Или даже расстреливали. Замнаркома – то же самое. А внизу наказание было наименьшим. При Хрущёве – наоборот: наибольшее наказание получал «стрелочник».

Игорь ШИШКИН. А высокопоставленного просто могли пожурить.

Андрей ФУРСОВ. Или вынести партийный выговор.

Игорь ШИШКИН. Тем не менее, нам не устают напоминать, что Грозный и Сталин – два сапога пара, и объединяет их презрение к человеческой жизни.

Андрей ФУРСОВ. А Генрих VIII, Черчилль и Рузвельт – гуманисты, конечно!

Игорь ШИШКИН. Вот я вас слушаю и понимаю, что действительно Грозный и Сталин – два сапога пара.

Но именно потому, что эти два человека в разное время, по-разному решили сходные задачи и наступили на любимые мозоли одних и тех же сил, которые им этого никогда не простят!

Андрей ФУРСОВ. Совершенно верно.

Игорь ШИШКИН. Но всё же: сейчас открыли памятник Грозному в Александрове. Три года назад ему поставили памятник в Орле. Подвижка есть. Как вы полагаете, раз у народа нет причин ненавидеть ни того, ни другого, удастся ли когда-нибудь восстановить их истинную роль в истории? Или кампания травли продолжится и будет доминировать?

Андрей ФУРСОВ. Очень многое уже восстановлено историками. Иногда говорят, что для выпрямления палки её нужно перегнуть в другую сторону. А кто-то вообще утверждает, что никаких преступлений в 1930-е годы не было. Были, конечно, и преступления, и ошибки. Вообще, любые новые системы возникают всегда очень жестоким способом. Только вот создателям Римской и Британской империй никто не пеняет!

Игорь ШИШКИН. Напротив, памятники ставят.

Андрей ФУРСОВ. А когда говорят о Грозном и Сталине как о несимпатичных личностях, то такая субъективная линия не выдерживает никакой критики.

Памятник Грозному ставится не как личности, а как государственному деятелю, символу начала русской государственности! Были у него отклонения, был он жестоким человеком по натуре, – не имеет значения! То же самое и со Сталиным.

Что касается «либерастической» публики, то их «танцы» продолжатся. Но наши отношения с Западом будут ухудшаться, в этом сомнений нет. Придёт понимание, что Сталин стал государственником потому, что иначе тогда и быть не могло.

Он прошёл путь от ленинского гвардейца до человека, который гвардию эту уничтожал: в борьбе за власть и с точки зрения перспектив страны. И в том нет его вины, этих людей необходимо было отодвинуть. Время было жестокое, и они бы его тоже не пощадили, если что.

Так вот, я считаю, что по мере ухудшения отношений с Западом будет всё больше внимания к советскому проекту, к Сталину. Обратите внимание: 30 лет чернухой поливают советское прошлое. А опросы молодёжи свидетельствует: 70 % позитивно относятся к советскому периоду и Сталину. Могу охарактеризовать это одной фразой: «Буржуины бились-бились, да только сами разбились!»

Игорь ШИШКИН. На этой прекрасной фразе я предлагаю закончить беседу. Спасибо, Андрей Ильич!

Примечания

1

Опубликовано в: Русский исторический журнал. М., 1998. T.I, № 2. С. 335–429.

2

См.: Фурсов А.И. Капитализм в рамках антиномии «Восток – Запад»: проблемы теории // Капитализм на Востоке во второй половине XX в. – M.: Изд. фирма «Воет, литература», 1995. -С.82-104.

3

Jouvenel В. de. Marx et Engels: La longue marche. – P.: Julliard, 1983.-R12.

4

D’Amico R. Marx a. philosophy of culture. – Gainsville: Univ. press of Florida, 1981. – R16.

5

Ha демоническое во внешности и личности Маркса указывают многие. См. напр.: Levenstein I.J. Marx against marxsism. -L. etc.: Routledge a. Kegan Paul, 1980. – P. 96–97.

6

Mann G. The history of Germany since 1789. – N.Y. etc.: Praeger, 1968.-P.82.

7

Как заметил Д.Феликс, Маркс стал революционером «еще до того, как написал определение своей революции и обнаружил соратников-революционеров» (Felix D. Marx as politician. -Carbon dale etc.: Southern Illinois Univ. press, 1983. – P.18.).

8

Comninel J. Rethinking the French revolution: Marxism a the revisionist challenge. – L., N.Y.: Verso, 1987. – XIV, 225.

9

Т. Шанин даже полагает, что опыт Парижской коммуны, наряду с