Второе исключение, коте-рое было особенно ненавистно нейтральным сторонам, разрешало судам последних ходить прямо из портов Соединенного Королевства в запретные неприятельские порты, хотя они не могли отправляться туда ни из своей собственной страны, ни из других местностей Европы, в которые не допускался британский флаг. С другой стороны, нейтральные суда могли свободно выходить из всякого порта противников его величества, закрытого для них Королевскими указами, если только они шли прямо в какой-нибудь европейский порт, принадлежащий Великобритании,[197]но они не могли возвратиться в свою собственную страну, не зайдя прежде в британский порт.

Такова сущность Королевских указов 11 ноября 1807 года, после очистке их от оболочки многословия. Нейтральные суда могли иметь торговые сношения с каким-либо европейским портом, не открытым британским кораблям, не иначе как по предварительном заходе в британский порт, выгрузке там товара на берег и затем обратной погрузке его на корабль с оплатой некоторыми пошлинами.[198]Тот же самый порядок должен был соблюдаться на обратном пути: нельзя было идти прямо домой, а надо было сперва побывать в Великобритании. Континентальная торговля уплачивала таким образом пошлину и при входе и при выходе; или, повторяя выражение министерства, неприятелям «нельзя было вести торговлю иначе как через Великобританию». Британские крейсеры «получили инструкцию предостерегать от продолжения пути всякое судно, которое вышло или выйдет из порта не зная этого указа, и направить его в какой-либо порт Королевства, или в Гибралтар, или на Мальту; и всякое судно, которое после такого предостережения все-таки будет продолжать запрещенный путь, должно быть захвачено». Суда же, которые, послушавшись сделанного им предостережения, входили в британский порт, получали позволение после выгрузки своего груза «снова принять «го для вывоза и продолжать путь к месту своего первоначального назначения или в какой-либо другой порт дружественной его величеству страны, по получении сертификата от собирателя пошлин в порту». Но из допущенных к вывозу предметов были специально исключены «сахар, кофе, вино, спирт, нюхательный и курительный табак», эти продукты могли вывозиться в какой-либо блокированный порт «только на таких условиях, какие его величество может указать в пожалованной для этой цели лицензии». Лицензии были вообще необходимы для вывоза всякого иностранного продукта или мануфактуры; тогда как товары британского происхождения могли перевозиться в неприятельскую страну свободно. Наконец, вывоз хлопка на континент был совершенно запрещен с целью подорвать иностранные мануфактуры. На лицензиях вскоре возник особый вид торговли, которая играла столь важную роль в практике проведения в жизнь как указов, так и Континентальной системы.

Едва ли можно вообразить что-либо более унизительное и затруднительное для нейтральных сторон, чем эти указы. Они попирали все установившиеся до тех пор международные законы, все понятия, которые питали современники о своих правах, и достигали этого правом сильнейшего. Они были не только отрицанием права, но и сопровождались для нейтральных сторон существенными убытками, – прямыми и косвенными. Тем не менее не надо забывать, что указы были весьма суровой действенной мерой возмездия правительству Наполеона, которое, как верно выразился один современный германский писатель, сжало пружины так сильно, что почти уже слышен был их треск. Необходимо помнить также, что Великобритания боролась за свое существование, за свою жизнь. Накладные расходы, которыми она обложила каждый груз, достигавший континента после прохождения через ее порты, издержки товарохозяев, вызывавшиеся потерей времени, выгрузкой и перегрузкой, гаванскими пошлинами, лицензиями, – падали главным образом на континентального потребителя, на подданных Наполеона или на тех, кого он держал в военном рабстве. И это было еще не все. Великобритания, хотя и не была в состоянии блокировать каждый отдельный французский или континентальный порт, все-таки могла сделать приближение к французскому берегу опасным настолько, что для обыкновенного купца было выгоднее подчиниться указам, чем пытаться уклониться от них. В Английском Канале Великобритания господствовала на путях из Атлантики во все северные континентальные порты, а в Гибралтар – на пути в Средиземное море. Указы были таким образом отнюдь не пустой угрозой. Они не могли не оказать весьма серьезного влияния на ввоз на континент, и особенно на те экзотические предметы потребления – сахар, кофе и другие тропические растения, – которые сделались столь существенными для комфорта европейца, а также и на некоторые сырые материалы, как хлопок, красильное дерево и индиго. Морские припасы, направлявшиеся с Балтики в Англию, проходили так близко от французского берега, что могли «проскользнуть» туда счастливым случаем, но нейтральное судно, шедшее из Атлантики, будучи захвачено близ берегов Франции или Испании, должно было объяснить причины своего приближения к ним, которое уже само по себе говорило против него. Эти препятствия прямому ввозу вели таким образом к повышению цен вследствие уменьшения предложения и вместе с пошлинами, наложенными Великобританией на грузы судов, которые были вынуждены заходить в ее порты, увеличивали стоимость житейского обихода на континенте. Затруднения его несчастных жителей усиливались еще трудностью сбыта предметов их собственных производств; и нигде это не чувствовалось более, чем в России, где доходы дворянства в значительной мере зависели от спроса британцев на морские припасы, и где, сообразно этому, ненавидели как союз с Францией, так и Континентальную систему.

Цель Королевских указов была поэтому двоякая: поставить в затруднительное положение Францию и Наполеона запрещением прямого ввоза и вывоза предметов всей внешней по отношению к этой державе торговли, которые могли перевозиться для французов только на нейтральных судах; и в то же время принудить континент к принятию всех британских продуктов или мануфактур, которые только он мог принимать. Более выгодные условия сбыта последних сравнительно с иностранными были обеспечены системой лицензий, которая сосредоточивала руководство торговыми операциями постоянно в руках Торгового Комитета Великобритании. Вся эта система сильно осуждалась тогда и после того все Европой и Америкой, как мера никоим образом не военная и считалась гигантским проявлением меркантильной жадности; но еще вопрос, справедливо ли было такое осуждение. Чтобы выиграть в борьбе, Великобритания должна была не только ослабить Наполеона, но и укрепить свои собственные силы. Битва между морем и сушей должна была состояться на почве торговли. Англия не имела армии для противопоставления силам Наполеона; Наполеон не имел военного флота, способного помериться силами со своим противником. Как при осаде неприступной крепости, единственной альтернативой для каждого из этих борцов было доведение противника до истощения. На общей границе – береговой линии – они встретились в смертельной борьбе, в которой не было обнажено никакое оружие. Императорские солдаты были обращены в береговых стражников для закрытия Великобритании доступа на континентальные рынки; британские военные корабли сделались таможенными крейсерами для пресечения французской торговли. Нейтральная сторона, «спрятав в карман свое самолюбие», предлагала за плату свои услуги которой либо из воюющих держав, и тогда другая из них смотрела на нее как на принимающую участие во враждебных против нее действиях. Министерство, защищая себя в жарких дебатах, обнаружило некоторый недостаток определенности в постановке цели своих действий. Иногда указы оправдывались им, как военная мера возмездия врагу; иногда же – как необходимое средство для поддержания британской торговли, столь существенной для благосостояния Королевства и его морской силы; и оппоненты в обоих случаях упрекали министерство в неустойчивости.[199]Наполеон с деспотической категоричностью ясно объявил свое намерение разорить Англию уничтожением ее торговли; и британскому министерству со своей стороны не надо было бы придумывать никакого другого аргумента: Salus civitatis suprema lex. Называть меры того и другого не военными настолько же ошибочно, насколько ошибочно было бы называть не военным старый способ защиты войск в поле окопами на том основании, что для него единственным орудием служит лопата.