Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сумерки…
Сэнни затаил дыхание и, осторожно ступая, обошел это место как можно дальше. Раскричится еще — глаза вытекут…
Обнаружив, что его соседка по заточению исчезла, Алисан сначала забеспокоился, а потом напрочь забыл о ней. Это место навевало такое спокойствие и умиротворение, что он почти позабыл даже свое имя. Заскучав в одиночестве, он стал гулять по городу, исследуя его дома и маленькие, заросшие георгинами и закрасневшими виноградными лозами, площади с пустыми чашами фонтанов. По пустым улицам деловито шмыгали лисы. Алисан однажды пошел за одной из любопытства и отыскал старую кузницу — она казалась обжитой, в отличие от остальных зданий. Словно бы в ней текло время, а во всем городе — нет. Потрескавшаяся побелка на стенах, закопченный потолок, дверь набухла и слегка перекосилась. Водосточная труба, разломившаяся когда-то, была аккуратно подвязана проволокой. У остывшего столетия назад горна лежали кузнечные инструменты — на высохшей ломкой тряпке, смазанные, чистые. Хозяина не было, зато в деревянном ящике нашлись наконечники для стрел. Алисан тряхнул стариной и сделал себе лук, не идеальный, но хороший, дальнобойный. На следующий же день подстрелил косулю — надоело с помощью кота ловить перепелок и кроликов, к тому же, кот был идиот и часто съедал все сам. Рыба тоже наскучила.
Лес сегодня казался полупустым, только покрикивали невидимые в листве птицы. Алисан миновал смешанную его часть, вышел на высокий меловой откос, обломанный когда-то ледником. На обрыве росли редкие сосны, мел белыми проплешинами прорывался из под наносного слоя земли, в опавшей листве сидела семейка рыжиков. Далеко внизу текла река. Алисан залюбовался, потом прислушался — за его спиной, среди сосен, послышался быстрый топот. Он обернулся, вскинув лук, мелькнула маленькая, с косулю, тень.
Олень, но мелкий, толку его стрелять — ни мяса, ни шкуры. Пронесся мимо, темный от пота, тяжело поводя боками, потом споткнулся, едва не полетев кувырком, остановился, посмотрел на человека, опустившего оружие. Бежит откуда-то издалека, почти загнал себя. От какой беды он спасается?
Следом за оленем на прогалину выбежала собака, белая, остроухая, похожая на сумеречных дролерийских гончих. Бежала она как-то странно, деревянно переставляя ноги, голова свернута набок, язык выкачен, но не мотается розовой тряпкой, как у живого уставшего пса, а словно бы окоченел. Шерсть на грязных боках всклокочена.
Алисан не думая снова вскинул лук и всадил в собаку стрелу. Попал. Тварь перекувырнулась от удара, попал он хорошо, в шею. Вот только собака — или кто это? — не осталась лежать мертвая на рыжей хвое, а поднялась и снова поковыляла по следу, мотая длинным древком, медленно и непреклонно, словно ее направляла чья-то воля.
Олень смотрел на нее, дрожа, и порывался бежать, но не мог сдвинуться с места — видимо исчерпал себя до конца.
Алисан выстрелил еще раз и еще, собака упорно вставала, брела к маленькому оленю, неостановимо, как в страшном сне, пока очередная стрела не пригвоздила ее к к сосновому стволу. Тварь так и осталась висеть, изломанная, страшная. Время от времени она медленно, с трудом, поднимала голову к боку, пронзенному стрелами и вяло щелкала зубами около древка, словно пытаясь высвободиться.
Алисана продрало холодом. В Сумерках всякое бывает, но эта собака была нездешней. Как ее занесло через границу?
— Ну что же ты, — сказал он оленю, и звук собственного голоса показался ему незнакомым и странным, — так долго он не говорил вслух. — Беги, убегай. Нечего тебе здесь делать.
Животное стояло, отвернувшись, зачарованно смотрело куда-то вглубь леса.
Сосновую рощу озарило млечное, золотое сияние и огромный, белый красавец-олень выступил навстречу маленькому, темному. Корона золотых рогов венчала гордо вскинутую голову, густой мех на грациозной шее казался шелковым, перламутровым.
В сердце принца толкнулось узнавание, потом радость. Он знал это прекрасное создание, пусть в другом облике, но знал — и это был друг. Золоторогий скользнул по нему взглядом вишневых глаз, потом повернулся к мелкому пришельцу. Раздул ноздри, наклонил голову и ударил о землю копытом, угрожая. Мелкий не дрогнул, уперся ногами, тоже опустил голову с несерьезными какими-то, о паре отростков, рожками, тоже забил копытом в землю, раскидывая веточки и лохмотья слежавшейся хвои. Алисан не знал, что делать, как вмешаться, поэтому беспомощно стоял и смотрел на них, собака все еще подергивалась, похожая на худо сделанное чучело, перебирала судорожно вытянутыми лапами.
Маленький олень отважно кинулся на большого, тот прянул вперед, взмах ослепительных рогов, ясно слышимый в тишине хруст, удар — темное тело подлетело в воздух, стукнулось о ствол дерева, упало и осталось лежать, не шевелясь. Белый олень застыл, гневно поводя боками. Кончик правого рога, блистающего, гладкого, как настоящее золото, был отломан.
— День, — прошептал Алисан, не веря своим глазам. — Денечка! Ты что, паскуда, творишь.
Неуловимое преображение — и на месте белого оленя встал золотоволосый дролери, Его щегольской серый костюм казался странным и неуместным здесь, среди сосен и шелеста листьев.
День был бледен, с темными кругами под глазами, будто не спал неделю. Сухие губы обметаны.
— Не стой босиком, простудишься, — сказал он, недовольно оглядев принца с головы до ног.
Алисан только теперь вспомнил, что до сих пор ходит в синей тунике, которую ему отдала королева Марген-Дель Сур. Что он без штанов, босиком, с исцарапанными коленками. Что по краям туники вышиты женские обережные руны, и по талии тоже.
— Бегать одному по лесу, в твоем-то положении, ай-ай-ай, — добавил Денечка странным голосом, оценив смысл вышивки.
— Золоторогий, нашел время издеваться, — вскипел принц. — Как ты меня отыскал?
— Как в сказке про синичку и пастуха коз. Королева Амарела сказала любовнику, любовник сказал дедушке, дедушка сказал Герейну, Герейн сказал мне, а я нашел козу. То есть, извини, тебя.
— Зачем ты оленя убил? Что он тебе сделал? Что вообще, происходит.
— Убил, чтобы ей не достался, — ровным тоном ответил День, мотнув головой себе за плечо. — Паршивец мог бы быть благодарен.
Алисан всмотрелся Дню за спину. Лес сегодня как-то слишком населен. Чересчур. Он испытал смутное недовольство от того, что его уединение, сладкий бесконечный сон, так грубо прервали. Как в старых альдских сказках, где перед смертью или подвигом герою по очереди являлись белый олень, красноухая собака, девушка из холмов.
Девушка стояла среди чешуйчатых стволов, еле различимая в плеске солнечных пятен и игре тени, сама как часть леса — темно-зеленое платье цвета сосновых игл, волосы, красные, как запекшаяся кровь. Безразлично-прекрасное, с острыми чертами, лицо дролери, темные глаза, кожа покрыта переплетающимися синими знаками, напоминающими вышивку на его одежде. В покойно опущеной левой руке — длинный лук. Она могла стоять здесь минуту, час, день — если бы не шевельнулась — Алисан бы ее никогда в жизни не заметил.