– Да, пора возвращаться, – сказала я.

Прагу мы покидали спешно и налегке. Костры Вальпургиевой ночи служили нам прощальной иллюминацией. Демоны, вампиры и ведьмы в эту ночь старались не высовывать носа, чтобы не разделить участь сжигаемых чучел.

Холодные воды Северного моря были вполне судоходны. Весенняя оттепель освободила гавани от ледяных панцирей. Больших и малых кораблей, отправлявшихся в Англию, было предостаточно, и мы легко нашли судно. Однако погода нам не благоприятствовала. Когда мы покидали континент, море штормило.

Я спустилась в нашу каюту. Мэтью сосредоточенно изучал книгу. Он успел узнать, что листы пергамента прошиты не нитками, а волосами.

– Dieu! Представляешь, сколько дополнительной генетической информации окажется в нашем распоряжении?

Он вдруг послюнил мизинец и коснулся рисунка на первой уцелевшей странице. Там был изображен младенец, с волос которого капала кровь. Это произошло раньше, чем я успела хоть как-то помешать странному эксперименту.

– Мэтью! – в ужасе воскликнула я.

– Так я и думал. В краску была добавлена кровь. Если это общая тенденция, тогда золотые и серебряные листочки на иллюстрациях приклеены клеем, сваренным из костей демонов, вампиров и ведьм.

Порыв ветра накренил корабль. Мой желудок не выдержал, и меня вывернуло. Когда я исторгла все, что успела съесть, Мэтью обнял меня. Приоткрытый манускрипт лежал между нами. Строчки двигались, пытаясь найти свое место в общем порядке вещей.

– Что же мы нашли? – шепотом спросила я.

– Древо Жизни и Книгу Жизни, соединенные вместе, – ответил Мэтью, целуя меня в щеку.

– Помню, Питер Нокс говорил, что книга содержит все изначальные заклинания ведьм. Тогда я назвала его сумасшедшим. Мне трудно было представить отъявленного глупца, решившего напихать столько знаний в один манускрипт. – Я провела рукой по деревянному переплету. – А оказалось, она содержит намного больше. Насколько больше, мы и представить пока не можем. Нам до сих пор неизвестно, что написано на ее страницах. Если в двадцать первом веке манускрипт попадет в чьи-то злые руки…

– Этот злодей получит безотказное оружие для уничтожения таких, как мы, – договорил за меня Мэтью.

– Что же нам делать? – спросила я, глядя на мужа. – Забрать манускрипт с собой в будущее или оставить в шестнадцатом веке?

– Сам не знаю, mon coeur.

Мэтью крепче обнял меня, заглушая своим телом завывания шторма за бортом.

– Но ведь в этом манускрипте может быть ключ ко всем твоим вопросам, – сказала я.

Неужели Мэтью готов расстаться с книгой теперь, зная, какой сундук с сокровищами попал нам в руки?

– Не ко всем. Есть вопрос, на который можешь ответить только ты.

– Это еще какой? – спросила я, предполагая шутку, не слишком уместную сейчас.

– Тебя тошнило от качки или из-за беременности?

Глаза Мэтью были тяжелыми и сумрачными, как небо над кораблем. Я даже увидела блеск молний.

– Тебе это лучше знать, – ответила я.

Наша последняя близость была несколько дней назад, а вскоре я обнаружила задержку месячных.

– Я не видел ребенка в твоей крови и не слышал биения его сердца. Пока еще рано. Но я почувствовал перемену в твоем запахе. Я помню, как ты пахла тогда… В таком случае срок твоей беременности – меньше месяца.

– В таком случае у тебя должно было бы возникнуть еще больше стремления забрать манускрипт с собой.

– Может, мои вопросы не такие уж и важные, чтобы любой ценой добиваться ответов. Это мне раньше так казалось. – В подтверждение своих слов Мэтью положил манускрипт на пол. – Я думал, манускрипт Бэкона поведает мне, кто я и зачем я здесь. Похоже, это я уже и сам знаю. – (Я молча ждала объяснений.) – После всех изысканий я убеждаюсь, что я тот, кем был всегда: Мэтью де Клермон. Муж. Отец. Вампир. А здесь я с единственной целью – изменить существующий порядок вещей.

Огибая лужи, Питер Нокс шел по внутреннему двору пражского Страговского монастыря. Здешняя библиотека была одним из мест его ежегодного весеннего вояжа по библиотекам Центральной и Восточной Европы. До наплыва туристов оставалось еще несколько месяцев, да и ученые не слишком любили путешествовать в это время. Нокс методично посещал старые библиотеки. Цель у него была все та же: удостовериться, что в течение последних двенадцати месяцев не произошло никаких экстраординарных событий, способных насторожить Конгрегацию и его самого. В каждой библиотеке у него имелся надежный осведомитель из числа высокопоставленных сотрудников, имеющих свободный доступ к фондам книг и манускриптов. Но и слишком высокого положения эти люди не занимали, иначе им пришлось бы отвечать за… странные исчезновения библиотечных сокровищ.

Эти регулярные поездки Нокс совершал с тех самых пор, как защитил докторскую и стал работать на Конгрегацию. После Второй мировой войны многое изменилось, и административная структура Конгрегации гибко приспособилась к новым временам. Толчок переменам дал XIX век, когда Европа покрылась сетью железных дорог и улучшилось состояние шоссейных. Это позволило ввести новый стиль руководства. Теперь демоны, вампиры и ведьмы следили не за странами и провинциями, а за своей породой. Число поездок значительно возросло. Возрос и объем переписки. «Эпоха пара» сделала возможным то и другое. Филипп де Клермон был весьма изобретателен, модернизируя действия Конгрегации. Впрочем, Нокс давно подозревал, что делалось это не столько во имя прогресса, сколько ради защиты вампирских тайн.

Две мировые войны показали оборотную сторону всех этих новшеств, разрушив транспортную сеть и повредив системы связи. Учтя печальный опыт, Конгрегация вернулась к прежним методам руководства. Куда разумнее было поделить земной шар на сектора, чем мотаться по странам и континентам, охотясь за очередным нарушителем статус-кво. Пока был жив Филипп, никто бы не осмелился заявить о столь радикальном повороте к старому. К счастью, глава семейства де Клермон покинул этот мир. Больше противящихся не нашлось… Новым этапом перемен стало появление Интернета и электронной почты, что угрожало сделать подобные поездки ненужными. Однако Нокс любил традиции.

«Кротом» Нокса в библиотеке Страговского монастыря был человек средних лет по имени Павел Сковайса, предпочитавший в одежде коричневые тона, отчего сам был похож на бумагу, покрытую желто-коричневыми пятнами. Он носил старые очки, купленные еще во времена правления коммунистов, и расставаться с ними не собирался. Было ли это вызвано причинами исторического или сентиментального характера, Нокс не знал. Обычно они встречались в монастырской пивной с ее сверкающими медными цистернами. Там подавали превосходное янтарное пиво, названное в честь святого Норберта, чьи земные останки покоились неподалеку.

Но в этом году Сковайсе удалось найти что-то заслуживающее внимания.