– Ты думала, что я буду беззащитен? Что я освоюсь в теле Санда лишь через несколько месяцев? Мне жаль, что приходится тебя разочаровать, дочь моя. Но к этому моменту я готовился в течение десятилетий. Заклинания Санда я знаю лучше, чем он сам[156].

Тьенцо выпрямилась.

– Не важно. Этого дня я ждала тридцать лет. Покажи, на что ты способен.

По небу, словно собаки на звук трубы, бежали темные облака. Высокие деревья нависали над горящим городом, отбрасывали на него тени. Сложно было определить, дождевые ли это облака или они состоят из пепла.

Гадрит удивленно посмотрел на Тьенцо.

– В самом деле? Магия бури?

– Ты всегда был таким заносчивым, – сказала Тьенцо, когда толстый зигзаг света скользнул вниз по черной туче, чтобы ударить во врага волшебницы. Молния уклонилась от своей траектории и попала в толстое и ржавое копье, которое Гадрит заставил повиснуть в воздухе. Поток электричества побежал по металлу и взорвался, попав в землю.

– Этого не стоит стыдиться, – заметил Гадрит. – Но лично я предпочитаю точечное насилие. – Он указал на нее пальцем и произнес заклинание. Тьенцо почувствовала, как сердце задергалось у нее в груди, и пошатнулась. Удар пробил ее талисманы, всю ее защиту. Боль была такая, словно лошадь ударила ее копытом. Тьенцо приняла его на себя, словно новичок, и на ее глазах выступили слезы.

Гадрит улыбнулся.

– А ты думала, что равна мне по силам, – покровительственным тоном сказал он. – Не забывай, что на мне Кандальный камень. Как ты собиралась обойти это?

Тьенцо сжала левую руку в кулак, чтобы скрыть тот факт, что она онемела. Атака Гадрита достигла цели.

– Бой еще не окончен.

Гадрит начал что-то говорить, но огромный кусок льда ударил его в плечо и подтолкнул вперед. С неба снова посыпался лед – даже не легкий град, а стена из острых обломков льда. Гадриту пришлось построить над собой стену энергии, чтобы защититься. Когда он сделал это, мощный порыв ветра ударил ему в незащищенный бок и подбросил в воздух. Гадрит приземлился за пределами своей волшебной стены, и в него попало еще несколько градин, а рядом в землю вонзились молнии.

Дым и пар от расплавившегося льда закрыли обзор Тьенцо, и пока она стояла, приготовившись к обороне, она сосредоточилась на том, чтобы успокоить сердце, которое уже было готово взорваться.

Она была не настолько наивна, чтобы уже праздновать победу.

– И это твое лучшее заклинание, дочь моя? – Гадрит вышел из дыма. Он слегка обгорел, и его заплатанный плащ загорелся с одного боку, но сам он не получил значительного ущерба.

Тьенцо высоко подняла голову.

– Лучшее, которое, скорее всего, подействовало бы… – она внимательно посмотрела на отца, – на такого могущественного.

– Пока покончить с этим, – сказал Гадрит.

Тьенцо широко раскрыла глаза и ткнула искривленным пальцем в сторону Гадрита.

– На тебе нет защиты… нет талисманов. Твои старые талисманы не действуют на новое тело! – Она прищурилась и вложила всю свою волю в последнее заклинание.

Гадрит зашипел, когда его кисть превратилась в воду и пролилась на мягкую траву.

– Нет, – сказал Гадрит. – Почему я все еще чувствую свою руку?..[157] – Он навел на Тьенцо другую руку, еще целую, и сжал кулак. – Игры кончились. – В голосе Гадрита прозвучало отчаяние: от руки отвалился еще один кусок, и эффект начал распространяться на другие части тела.

Тьенцо стиснула зубы, чтобы не закричать. Ее тело изогнулось, а лицо посерело от боли. Ей снова показалось, что ее сердце готово взорваться. Кровь остановилась в ее жилах, хотя продолжала настойчиво стучать в ушах. Тьенцо стала рекой, и эта река дошла до поворота, на котором теперь построили плотины. Тьенцо превратилась в разбитую дорогу, в тропу, перекрытую грудой обломков.

Заклинание, наложенное на Гадрита, ослабло, затем исчезло: Тьенцо уже не могла сосредоточиться. Ее глаза закатились, и вокруг нее стали бить молнии, окрашенные в безумные пастельные тона. Затем молнии закончились. Буря утратила свою силу.

Тьенцо умерла.

Исход боя висел на волоске: еще несколько секунд, и она бы победила. Гадрит сфокусировал внимание, посмотрел на обрубок руки и приказал ей отрасти заново. Рука выполнила приказ, но стала неровной и уродливой, а кожа на ней – блестящей, словно на шраме. Он засунул руку под край плаща.

Гадрит посмотрел на труп Тьенцо. Для человека, умершего столь мучительной смертью, ее лицо выглядело умиротворенным – она словно задремала после долгого, трудного дня.

– Твое лучшее заклинание впечатлило меня, дочь.

Гадрит пожалел о том, что у него нет времени сделать цали из ее души, и направился к своим сообщникам.

Кирин увидел Разлом вдали и пришел в отчаяние.

– Неужели границы так раздвинулись? – спросил он. – Мы же несколько дней будем добираться.

Молодая женщина повернула к нему голову.

– Раздвинулись? Мало кто знает, что эти границы вообще менялись с тех пор… – Она помолчала. – Ты уже был здесь?

– Все здесь были, – ответил Кирин. – Просто после возрождения большинство из нас об этом забывает. Мне нужен более быстрый способ добраться до Разлома.

– Значит, и мне тоже. Нескольких дней у меня нет. Я скоро очнусь.

Лес поредел, когда они подъехали к холму, на котором стояла небольшая каменная крепость, пришедшая в запустение. На стенах ее не было видно ни одного солдата, а в бойницах – ни одного огня. Кирин увидел ее лишь потому, что ее силуэт подсвечивали разноцветные молнии, вспыхивающие на сером небе.

– Очнешься? Что это значит? – спросил Кирин.

Лошадь, на которой они ехали, вскинула голову и захрапела. Женщина направила ее к крепости и взяла у Кирина копье.

– Это значит, что я сплю. Когда настанет утро, я пройду через Вторую завесу и снова проснусь в мире живых.

Она прикоснулась наконечником копья к деревянным воротам, окованным железом. Вместо того чтобы разрушиться, они отворились.