16 марта Беликов отправил Ефремову обстоятельное письмо, где рассказал о себе, изложил суть дела, связанного с Олесем Бердником, и рассказал о своём впечатлении от книги «Лезвие бритвы»:

Завершалось это письмо так:

Ефремов, едва оправившийся от болезни, которая поставила его на границу Беспредельности, сразу откликнулся на письмо Беликова, задумавшего написать книгу о Николае Константиновиче Рерихе для серии «Жизнь замечательных людей». Книга вышла в 1972 году и для своего времени стала прорывом.

Сохранившаяся переписка сведена воедино и ждёт своих исследователей. Она может поведать о том, как три выдающихся человека работали над распространением учения Агни-йоги. Беликов пересылал Ефремову книги, имеющиеся часто в одном экземпляре, Ефремов переснимал их на фотоплёнку — и отправлял плёнку или готовые снимки Портнягину, который перепечатывал их в нескольких экземплярах. Так через руки Ефремова прошли почти все книги Агни-йоги, более других ему оказались близки томик «Братство» и «Беспредельность». Особенно радовался Иван Антонович, когда находил соответствия между цитатами Агни-йоги и своими мыслями, высказанными в уже написанных книгах. «Очень здорово — это § 827, 828, 829 на стр. 210–211 второй части [речь идёт о «Беспредельности»]. Здесь чётко изложена позиция к науке, данная в «Часе Быка». Такие совпадения меня всегда очень радуют — путь верен!».[293]

Читал Ефремов и «Тайную доктрину» Елены Петровны Блаватской. Первый том он получил от Беликова, заказывал фотографу переснять его на плёнку, плёнку послал в Кузнецк, где Портнягин по совету Ивана Антоновича перепечатал из текста Блаватской самое на тот момент ценное.

Второй удалось раздобыть в Москве — и послать его Портнягину для работы.

Портнягин отвечал Ефремову: «Размышлял над Вашим предложением по поводу «Т. Д.». Пришли мысли, что писать нужно нечто сжатое, краткое, необычайно продуманное, — суть только, но форма изложения должна быть чёткой, современной по языку, понятной людям эпохи конца Кали-Юги. Это должны быть Упанишады, в первую очередь рассчитанные на тех, кто соприкоснулся в любой форме с Учением, без малейшего искажения смысла Его. Задание Вы дали очень интересное, а главное — очень нужное, ибо сам текст «Т. Д.» доступен не всем, а по объёму мало приемлем современным вечно спешащим людям».[294]

Полученные от Георгия Константиновича стопки машинописи Ефремов отдавал машинисткам — размножить тексты для друзей: пусть читают! Когда Георгий Константинович не мог переслать работы по почте, роль курьера выполнял его старший сын Лев.

По делам, связанным с выставками и изданиями книг о Рерихе, приезжал в Москву Беликов. Он заходил в гости к Ефремову. Беседовали подолгу. Приезжал из Кузнецка и Портнягин, которому тоже довелось лично познакомиться с Беликовым и побывать у него в Эстонии.

Ефремов подарил Портнягину седьмой том Махабхараты, и благодаря этому Портнягин завязал переписку с Борисом Леонидовичем Смирновым, переводчиком великого индийского эпоса, знаменитым врачом и санскритологом. После его смерти продолжал переписываться с его женой, Людмилой Эрастовной.

В феврале 1972 года Ефремов получил от Беликова заказной пакет с открытками и репродукциями картин Рериха. Беликов ошибся конвертами: посылка предназначалось Владимиру Васильевичу Соколовскому, инженеру в отставке, который по собственной инициативе составил список всех художественных работ Рериха. Репродукции Беликов получал из музея Николая Рериха в Нью-Йорке, от Зинаиды Григорьевны Фосдик, ближайшей ученицы Рерихов.

Ефремов отправил пакет по назначению, однако попросил Беликова сообщить, откуда он добывает такие прекрасные репродукции. Более других ему понравилась картина «Капли жизни»: над голубыми хребтами горной страны, слева, на сером скалистом уступе, сидит, склонив голову, юноша в жёлтом одеянии. За его спиной со скалы тонкой струйкой стекают капли, падают в глиняный кувшин. Иван Антонович каждый подаренный ему судьбой день ощущал как светящуюся каплю жизни. Он знал, что ему осталось немного, и с грустью писал об этом Портнягину.

Вскоре он получил в подарок от Павла Фёдоровича именно эту репродукцию — вместе с адресом нью-йоркского музея. Среди «штрафных» фотографий, присланных Беликовым, была картина «Святой Сергий». Иван Антонович и Таисия Иосифовна с особой любовью и почитанием относились к этому святому, которого они в некотором роде могли считать своим соседом: любимое Абрамцево, где писалось «Лезвие бритвы», стоит между Радонежем и Троице-Сергиевой лаврой.

Сергий был не просто одним из святых, коих немало. В своём монастыре он впервые на Руси ввёл «общежительный» устав, по которому всё имущество в монастыре становилось общим и каждый монах должен был трудиться. Введённая Сергием дисциплина требовала от учеников постоянной бдительности над мыслями, словами и поступками, создавала из обители воспитательную школу, в которой росли мужественные, бесстрашные люди. Они готовы были отказаться от всего личного и работать на общее благо. Величайший смысл жизни Сергия Радонежского в том, что он создал новый тип личности, укоренившийся в народном сознании как идеал человека. Его подвижническая жизнь осветила русскую историю на много столетий вперёд.

Ефремов без промедления написал Фосдик и получил от неё доброе письмо с предложением обмена: он посылает в Нью-Йорк свои книги в обмен на репродукции Рериха. Иван Антонович тут же откликнулся и послал в Нью-Йорк внушительную посылку, ответ не замедлил прийти. (После смерти Ефремова Таисия Иосифовна послала Зинаиде Григорьевне только что вышедший роман «Тайс Афинская» и получила от неё благодарственное письмо.)