— Довольно. Возвращайтесь к больному и скажите, что я не давала ему позволения умирать.

— Как прикажет ваше величество, — чопорно поклонился Пицель.

Так оно и продолжалось — прошение за прошением, одно скучнее другого. Вечером, ужиная без затей вместе с сыном, королева сказала ему:

— Когда будешь молиться перед сном, Томмен, поблагодари Отца с Матерью за то, что ты еще не вышел из детского возраста. Быть королем — тяжкий труд. Ты сам увидишь, как мало в этом приятного. Они налетят на тебя, как воронье, норовя урвать для себя по куску твоей плоти.

— Да, матушка, — с грустью ответил мальчик. Ясно, что маленькая королева уже рассказала ему про сира Лораса. Сир Осмунд сказал Серсее, что Томмен плакал. Ничего. Он совсем еще дитя — к возрасту Джоффа он и думать забудет о Лорасе. — Только я не боюсь их. Я хотел бы каждый день принимать просителей вместе с вами и слушать. Маргери говорит…

— …слишком много, — перебила его Серсея. — Я бы охотно укоротила ей язычок.

— Не говорите так! — закричал вдруг Томмен, весь покраснев. — Вы не смеете ее трогать. Я король, а не вы.

— Что ты сказал? — не веря своим ушам, проговорила Серсея.

— То, что я король. Я решаю, кому отрезать язык, а не вы. Я не позволю вам тронуть Маргери. Я запрещаю.

Серсея за ухо потащила вопящего Томмена к двери, где стоял на страже сир Борос Блаунт.

— Сир Борос, его величество забывается. Извольте проводить его в спальню и вызовите к нему Пейта. Я хочу, чтобы на сей раз Томмен собственноручно высек этого мальчика. До крови. Буде его величество откажется или молвит хоть слово против, позовите Квиберна и прикажите ему отрезать Пейту язык, чтобы его величество узнал цену дерзости.

— Как вам будет угодно, — нерешительно поглядывая на короля, ответил сир Борос. — Прошу вас, ваше величество, пойдемте со мной.

Когда настала ночь, Джаселина развела огонь в очаге, а Доркас зажгла свечи. Открыв окно, чтобы подышать воздухом, Серсея увидела, что тучи набежали снова и скрыли звезды.

— Как темно, ваше величество, — промолвила Доркас.

Да, темно… но все же не так, как в Девичьем Склепе, или на Драконьем Камне, где лежит обожженный, израненный Лорас, или в темницах под замком. При чем здесь темницы? Она дала себе слово больше не думать о Фалисе. Поединок, подумать только! Фалиса сама виновата — нечего было выходить замуж за такого болвана. Из Стокворта известили, что леди Танда скончалась от воспаления в груди, последовавшего за переломом бедра. Теперь леди Стокворт — полоумная Лоллис, а Брони — ее лорд. Танда мертва, Джайлс умирает — хорошо хоть, Лунатик здоров, иначе при дворе дураков бы вовсе не стало. Королева улыбнулась, опустив голову на подушку. Поцеловав Маргери в щеку, она ощутила вкус ее слез.

Ей приснился старый сон — три девочки в бурых плащах, старуха, пахнущий смертью шатер.

В шатре, высоком, с острым верхом, тоже было темно. Серсее очень не хотелось туда заходить — так же, как в десять лет, — но подружки смотрели на нее, и она не могла отступить. Во сне, как и в жизни, их было трое. Толстая Жанея Фармен держалась позади, как всегда. Чудо, что она до сих пор не сбежала. Мелара Гетерспун была смелее, старше и красивее, хотя и пестрела веснушками. Они втроем ночью потихоньку встали с постелей, завернулись в грубые плащи с капюшонами и прокрались через турнирное поле. Мелара слышала, как шептались между собой служанки: колдунья, мол, может проклясть человека и заставить его влюбиться, умеет вызывать демонов и предсказывать будущее.

В жизни девочки хихикали и переговаривались на ходу, испуганные и взволнованные в равной мере. Во сне дело обстояло иначе. Рыцарские павильоны стояли темные, а сами рыцари и их слуги, попадавшиеся навстречу, были сотканы из тумана. Девочки шли долго, их факелы совсем догорели. Серсея видела, как они жмутся друг к дружке. Поворачивайте назад, не ходите туда, хотела сказать она — и не могла выговорить ни слова.

Дочь лорда Тайвина вошла в шатер первая, Мелара Гетерспун — вторая, Жанея — последняя, прячась за спинами подруг, как всегда.

Внутри их встретили запахи. Корица, мускатный орех, перец — красный, белый и черный. Миндальное молоко, лук, гвоздика, лимонник, драгоценный шафран, еще более редкие пряности. Свет давала только железная жаровня в виде головы василиска. Тусклый зеленый свет, от которого стены шатра походили на мертвую гниющую плоть. В жизни тоже так было? Серсея уже не помнила.

Колдунья спала — как во сне, так и в жизни. Не тревожьте ее, хотелось крикнуть Серсее. Никогда не будите спящую колдунью, глупые вы девчонки. Но она ничего не могла сказать, а девочка сбросила плащ, пнула тюфяк, на котором лежала колдунья, и сказала: «Вставай и предскажи нам судьбу».

Магги-Жаба открыла глаза, и Жанея с визгом бросилась вон из шатра. Глупая толстушка Жанея, с лицом как тесто, боявшаяся всего на свете, на поверку оказалась умнее всех. Она до сих пор живет на Светлом острове, вышла за знаменосца своего брата и родила с дюжину ребятишек.

Желтые глаза старухи слиплись от какой-то дряни. Когда муж привез ее с востока вместе с грузом пряностей, говорили в Ланниспорте, она была молода и красива, но годы и колдовское ремесло оставили на ней след. Она была приземистая, вся в бородавках, с зелеными брылами. Зубы у нее все выпали, груди свисали до самых колен. Вблизи от нее пахло болезнью, дыхание тоже отдавало чем-то нечистым.

— Ступайте прочь, — сказала она хриплым шепотом.

— Мы пришли узнать свое будущее, — ответила на это маленькая Серсея.

— Уходите, — повторила старуха.

— Мы слышали, что ты умеешь предсказывать, — сказала Мелара. — Мы хотим только знать, за кого выйдем замуж.

— Уходите, — в третий раз повторила Магги. Послушайтесь ее, крикнула бы королева, если б могла. У васеще есть время. Бегите, глупые!

— Предсказывай, — подбоченилась девочка с золотыми кудряшками, — иначе я пойду к моему лорду-отцу и попрошу, чтобы тебя высекли.

— Ну пожалуйста, — умильно подхватила Мелара. — Скажи, что нас ждет, и мы сразу уйдем.

— Кое у кого будущего нет вовсе, — страшным низким голосом пробубнила Магги и поманила девочек к себе. — Что ж, подходите, раз такие упрямые. Подите сюда, мне нужна ваша кровь.

Мелара побледнела, а Серсея ни чуточки. Не станет львица бояться жаб, даже самых старых и безобразных. Ей бы послушаться колдуньи и убежать — вместо этого она взяла кинжал, который дала ей Магги, и провела кривым лезвием по большому пальцу — себе и Меларе.

В зеленом шатре кровь казалась не красной, а черной.

— Давайте сюда, — пожевав беззубым ртом, приказала Магги. Серсея протянула ей руку, и та припала к ранке деснами, мягкими, как у новорожденного младенца. Королева до сих пор помнила их холодное, ни на что не похожее прикосновение.

— Можешь задать мне три вопроса, — сказала затем колдунья. — Спрашивай или уходи. — Уходи, молила во сне королева, прикуси язык и беги. Но девочка была слишком неразумна, чтобы бояться.