В здании на Лубянке началось уничтожение документов.

«Форосский затворник» велел вернуть себя в Москву. Уже во время следования в Бельбек рация в машине В.А. Крючкова была отключена. В аэропорту из-за возникшей суеты произошла несогласованность. Сначала Председателю указали на один самолет, и только потом — уже последним — посадили в самолет Президента. Там встретил вездесущий А.Н. Стерлигов, объяснил, что приказано сопровождать, полетели под охраной офицеров МВД с автоматами[821]. Но охранник по-прежнему был еще за спиной своего Председателя. Приказ об аресте решился отдать A.B. Руцкой. Он перед приземлением вызвал А.Н. Стерлигова и сказал: «Арестовывай». Когда В.А. Крючков пытался выйти вместе со всеми, то его попросили: «Посидите еще». Тот ответил: «Я все понял».

По всей стране: сотрудники органов и войск ходят на работу в прежнем режиме…

Разбор «полетов»: так дела не делаются!

Эта операция еще раз продемонстрировала, что оказывать тайное влияние на такого рода деятельность весьма затруднительно, но в принципе возможно. В планировании такого рода действий на первом месте должен стоять критерий осуществимости. И он был обусловлен именно серьезным интеллектуальным превосходством врагов СССР над его сторонниками.

Пусть и немногие, но были люди, которые сразу же уловили, что официально представленная версия во многом не вяжется и не стыкуется. Все, кто не занимался этой темой, спрашивали: что же на самом деле происходило в Москве и других местах в августе 91-го? Вроде бы военный переворот, но вроде бы и нет. Все делалось как-то не так, как следовало бы и ожидалось. Должен быть четкий план — но его нет. Вроде бы наносится удар — но никакой силы в нем нет: кулак останавливается в полумиллиметре. Сторонний наблюдатель не понял бы происходящего. Все было как в каком-то замедленном темпе: актер вышел на сцену, сказал реплику и ждет ответа, а его нет и не будет; следом второй — и так т. д. и т. п. до самого конца спектакля.

Разумеется, что подлинно советское руководство до конца не понимало ни масштабов всего, ибо ставкой в этой Большой Игре являлась власть над полумиром, ни степени угроз. В Политбюро должны были прийти люди с очень сильной волей и четким видением проблемы, чтобы выстоять в навязанном конфликте такого масштаба. Желательным, хотя и, понятно, высококонфликтным, было бы проведение целеустремленной и тщательно продуманной политики на основе разработки четких программ. Следовало бы зафиксировать имеющуюся ситуацию в системе терминов национальной безопасности, в которой она только и могла быть рассмотрена, так чтобы видно было решение. Требовалось наличие системы каналов независимой информации из источников информации неофициальных, но вполне достаточно осведомленных. Главное, при анализе причин нельзя было допустить упрощенных толкований, а с этим у поздних коммунистов было очень тяжело, ибо их разного рода терминологические мистификации вносили дополнительные сложности в изменившийся понятийный аппарат и затуманили существо рассматриваемой проблемы. Следовало понимать, что политика есть предельно напряженная схватка с неопределенным исходом. Требовалась намного более существенная с точки зрения корректировки их понимания окружающей политической реальности, и состояла она в том, что именно в это время они впервые столкнулись с фактами, которые не укладывались в сложившуюся до этого в голове в привычную и, как казалось тогда, абсолютно бесспорную картину событий. Да еще и следует понять, что на основе ошибочной оценки поступающей информации были составлены рекомендации, которые и привели к плачевным результатам, когда им последовали. Выполненный анализ ситуации давал бы программу действий, которая должна была быть понятной, реальной и прагматичной. Но, увы…

Ясно как делаются такие вещи. Играем белыми, и тогда за нами инициатива. Хочешь захватить город — возьми и выпусти льва из зоопарка. Если его нет — завези цирк, а потом уж выпусти льва (да не корми его недельку — пусть теперь сам побегает за мясом), пока одни горожане будут спасаться, а другие ловить «царя зверей», всем будет не до дела. Как можно больше непонятного, вовлекающего в общий хоровод. И город — наполовину твой. Самим не надо бегать с автоматами наперевес, лучше всего нарядиться клоунами (опять цирк!) — людей в такой одежде не будут воспринимать всерьез. А вот уже и президентский дворец… Словом, если бы на замысел обработанных гэкачепистов, комитетчиков и теоретиков из-за Ла-Манша был бы наложен чей-то еще замысел, то… И сделать это можно было бы самыми минимальными силами. Однако ничего не случилось. И говоря языком далеким от литературного, была только чистая подстава и все в полных непонятках. Не было сделано не просто высокопрофессионального, а элементарного. Ясно одно: так дела не делаются! И от всего этого у многих (а еще говорят, что «И лишь немногие, очень немногие будут догадываться…») появились вопросы… Правда, так и оставшиеся без ответа.

Спрашивал С.Е. Кургинян: «Уже через два часа после первого объявления ГКЧП стало ясно, что это провокация со стороны параллельных структур, созданных в ряду путчистов. Очевидно: они не пытаются установить чрезвычайное положение, они играют. Игры накладываются друг на друга, параллельно действует группа, созданная в российских структурах, действуют группы в армии и комитете. Там играли три или четыре группы»[822]. «Так называемый переворот, предпринятый ГКЧП, абсурден, и это наводит на размышления.

Версию о непрофессинализме организаторов путча принять не могу. Кроме того, мы имеем дело не с классическим путчем, когда власть захватывает лихой командир дивизии, а с согласованными совместными действиями людей, занимающих столь высокое положение, что им и не надо было разрабатывать каких-то новых идей. Достаточно было включить кнопку схем, которые годами разрабатывались в штабах и отделах наших ведомств, как, впрочем, и любых других сколь угодно демократических стран.

Машина не могла не сработать 19 августа. Следовательно, ей просто не дали команду.

Речь идет о политической акции, в худшем случае — о политической интриге, а не о захвате власти всерьез. Всерьез власти никто не брал. И не хотел брать. А вот чего хотели, чего добивались — это вопрос. Информации для точного ответа нет»[823];

спрашивала «Независимая газета»: «По тому, как был проведен путч, создается впечатление, что его организаторы — кретины. Это вступает в противоречие с тем, что в нем принимал участие КГБ, имеющий в таких делах немалый опыт»[824];