Библия, как отмечает ученый, «не отрицает развитие в пределах вида». Геология, археология, палеонтология, филология и другие научные дисциплины «блестяще подтвердили» многие события порядка творения мира Богом и Евангельской истории[986]. Сам Ч. Дарвин (ставший церковным старостой) подчеркивал, что он «никогда не был атеистом», а в «первую клетку жизнь должна была быть вдохнута Творцом»[987]. «Наука не только не противоречит религии, но более того – наука приводит к религии… Религия движет науку и в том смысле, что она пробуждает и поощряет дух исследования»[988]. В работе приводились данные профессора Деннерта: из 262 известных естествоиспытателей, включая великих ученых этой категории, оказалось 2 % нерелигиозных людей, 6 % равнодушных и 92 % горячо верующих.

В английском исследовании «Религиозные верования современных ученых» приводятся результаты письменного опроса 133 известных ученых США и Англии («Противоречит ли христианская религия в ее основаниях науке?»). Были получены 116 благоприятных для религии ответов, среди верующих христиан названы такие светила науки, как Фарадей, Ом, Кулон, Ампер, Вольт. Свт. Лука приводит и цитаты из сочинений Н. Пирогова, в 36 лет ставшего глубоко верующим человеком: «Веру я считаю психической способностью человека, которая более всех других отличает его от животных… Мистицизм для нас совершенно необходим: это одна из естественных потребностей личности»[989]. Целая 13-я глава книги посвящена анализу «мыслей великих ученых о взаимоотношениях между наукой и религией».

В. Войно-Ясенецкий разбирает взгляды на религию видных врачей-психиатров (Мержеевского, Ковалевского, Пясецкого, Шилтова, Коха, Лорана). Л. Кох, в частности, писал: «Отчуждение от Бога есть величайшее зло. В нем и для отдельного человека, и для общества созревает самое едкое и ядовитое вещество, которое разрушает нервы… Религия служит лучшим предохранением от многих нервных болезней».

Доктор Лоран отмечал в книге «Медицина души»: «Действительно, приобщение святых Тайн – великое целебное средство для души и для тела. Это великое утешение для страждущих и скорбящих, оно возвышает дух и наполняет сердце радостью и надеждой»[990].

Сам владыка Лука опросил лично знакомых ему видных ученых – философов А. Введенского и Н. Лосского, анатома М. Лысенкова, физиолога И. Огнева и иных, которые «высказались определенно в пользу Библии и других основных истин христианства, как Богочеловечество Христа и Его воскресение»[991]. Автор подробно разбирал понятие об основах христианского гуманизма и этики.

«Подвергнуть изоляции…»

Результаты научно-богословских изысканий архиерей излагал верующим в виде антиматериалистических проповедей, чем вызывал серьезное раздражение властей. В записке Г. Карпова в Совет Министров СССР давалась резкая характеристика заслуженному пастырю: «Реакционер и большой фанатик, стремящийся к разжиганию религиозности», который «продолжает оставаться реакционером», его даже предлагалось «в благоприятный момент при наличии надлежащего повода подвергнуть изоляции».

Дошло до личных обращений Г. Карпова к Патриарху. Первоиерарх, ценивший архиепископа Луку, 28 марта 1948 г. принял его для беседы. Крымский владыка прямодушно подтвердил содержание своих «крамольных» проповедей, с воодушевлением рассказал об их популярности у молодежи и интеллигенции, воцерковлении молодых людей. Лишь после настойчивых увещеваний управляющего делами Патриархии протоиерея Николая Колчицкого епископ-хирург пообещал Патриарху проповедовать только по всокресным и праздничным дням, ограничиваясь толкованием Библии. До конца дней святитель сохранил глубокое уважение и преданность Патриарху, неизменно говоря окружающим: «Патриарха надо жалеть, а не осуждать»[992].

С средины 1948 г. начались новые притеснения Православной церкви. Наступление на права верующих тревожили архиепископа Крымского, направившего Патриарху письмо с протестом против «абсолютного» запрещения обучения детей основам веры Христовой (показательно, что с ответом Патриарха от 18 января 1949 г. ознакомились 15 высоких партийно-государственных деятелей)[993].

С момента прибытия в Крым и до самой смерти святитель Лука находился под негласным наблюдением органов госбезопасности. После создания в 1946 г. Министерства государственной безопасности (МГБ) СССР в его составе существовал отдел «О» – по «борьбе с антисоветскими элементами из числа духовенства, церковников и сектантов». Соответственно, в Управлении МГБ (УМГБ) в Крымской области работало отделение «О» (затем – 4-е отделение 2-го, контрразведывательного, отдела), осуществлявшее в том числе негласную агентурно-оперативную разработку архиепископа Луки.

После создания КГБ при СМ СССР, с 1954 г., «церковниками и сектантами» занималось 3-е отделение 4-го отдела (секретно-политического) областного УКГБ (к середине 1955 г. в отделе работали 15 оперативников, по этой же линии имелись группы в аппаратах уполномоченных КГБ в Ялте, Севастополе, Евпатории, Керчи и Феодосии). В антирелигиозном отделении работало трое сотрудников во главе с майором Уткиным, «куратором» РПЦ выступал оперуполномоченный капитан Батяев. К июлю 1955 г. отдел располагал 14 агентами по линии разработки РПЦ, причем трое священников были привлечены к негласному сотрудничеству за истекший год. Велись дела-формуляры на 6 священников и 3 участников «церковного актива»[994].

Интересно, что владыка прибыл в Крым в разгар служебного разбирательства по поводу кричащих злоупотреблений властью начальника областного Управления МГБ генерал-лейтенанта Петра Фокина (1900–1979, практически всю войну проведшего руководителем госбезопасности Крыма). Как показало расследование, заслуженный чекист Фокин довел до «запущенного состояния» агентурную и следственную работу на полуострове, а вместо прямых обязанностей «занялся устройством своего личного благосостояния». Четыре месяца, отмечалось в приказе главы МГБ СССР Виктора Абакумова от 8 августа 1946 г. № 00317, генерал фактически не появлялся на работе «по болезни», а на самом деле – «проводя время на охоте и прогулках по Черноморскому побережью Крыма». Работая в Германии (Фокин был начальником оперативного сектора НКВД в провинции Бранденбург. – Прим. авт.), приобрел «большое количество дорогостоящих вещей, ценностей и автомашин». В Крыму же тратил казенные средства на ремонт особняка, присваивал незаконно изъятые при арестах вещи. Не отставал от шефа начальник Ялтинского горотдела МГБ подполковник Николай Мусатов. Помимо «присвоения вещей» репрессированных, предприимчивый офицер открыл мастерскую по шиномонтажу, продавал на рынках продукты из подсобного хозяйства УМГБ[995]. П. Фокина долгое время держали в распоряжении министра, а затем перевели заместителем начальника УМГБ Бобруйской области. Правда, в конце 1951 г. окончательно уволили «по болезни». В Симферополь же прибыл новый начальник – генерал-майор Георгий Марсельский.