– Согласна, не взял бы! Но моя мать всегда была очень умелой и изворотливой вруньей. К счастью, я пошла не в нее, а в свою бабушку Тэсси. Вот та была действительно замечательной женщиной. Работала всю жизнь как каторжная, но никогда ни на что не жаловалась.

Я почувствовала странную слабость в ногах и безвольно осела возле плиты прямо на пол.

– Не понимаю, как же Па Солт все же нашел меня, – бросила я, скрестив руки на груди.

– Па Солт – это твой приемный отец?

Я проигнорировала ее вопрос и задала свой:

– Почему же тебе все-таки не удалось отыскать мое имя в приютских документах?

– Вполне возможно, священник зарегистрировал тебя под другим именем. Но вот что интересно. В приютских регистрационных книгах не значится ни одного вновь поступившего к ним младенца в течение более чем двух недель после того, как мать сообщила мне о твоей смерти. Я сама вместе с секретарем проверила все записи того времени. Ничего! Сама не могу понять, Стар. Честное слово… Прости меня.

– А сейчас, когда папы уже тоже нет в живых, кто еще может рассказать мне всю правду о том, как все было на самом деле?

У меня снова стала кружиться голова. Я обхватила колени руками и положила на них голову.

– Между прочим, ваши координаты, – подал вдруг голос Мышь, – указывают на Мар-стрит, то есть на ту самую улицу, где до самой своей смерти проживала ваша бабушка Патриция Браун. Обратите внимание. Они направляют вас не в приют, а именно в дом вашей бабушки. Вполне возможно, было организовано некое приватное удочерение, минуя все официальные инстанции. Но вы только подумайте! – воскликнул он после короткой паузы. – Вы обе стали искать друг друга практически в одно и то же время. Удивительное совпадение!

– Ну да! Если она говорит правду, – пробормотала я.

– Она говорит правду. Поверьте мне, Стар. Такую историю не сочинишь просто так, из воздуха. А она мне рассказала все это сразу же после того, как я познакомился с ней на лекции, – негромко проговорил Мышь и поставил на пол рядом со мной кружку с горячим чаем, над которой еще клубился пар.

– Да и Мышь ни за что не подпустил бы меня к тебе, если бы не поверил мне, – подала голос Сильвия. – Он даже сверился с данными, хранящимися в Национальном архиве. Имеются ли там документы, официально подтверждающие твою смерть. Ах, Стар! Какое счастье! Но там таких бумаг не оказалось. А я ведь столько тебя искала… Специально сейчас приехала в Англию за несколько дней до лекции, чтобы снова попытаться отыскать твой след. Но все мои попытки оказались безуспешными. Я уже оставила всякую надежду найти тебя… А тут появляется твой молодой человек.

– Он не мой молодой человек.

– Прости, твой друг, – тут же поправилась Сильвия.

– А почему ты изменила свое имя?

– После того как мама сообщила мне о твоей смерти, я тут же решила взять себе новое имя и фамилию. Чтобы больше ничто не напоминало мне о женщине, которая, можно сказать, убила тебя своими руками. Ведь она написала мне, что даже сама похоронила младенца, не ставя меня в известность. Дескать, чтобы не причинять мне лишней боли. Разумеется, получив ее письмо, я тотчас же помчалась домой. Хотела убедиться, что она не лжет. Вот тогда-то она и предъявила мне это удостоверение о твоей смерти. Я стала упрекать ее, говорила, что она попросту недосмотрела за тобой… Мать лишь молча кусала губы, я видела по ее глазам, что она тоже сильно переживает. А потом она меня просто выставила из дома. И тогда я поклялась, что никогда больше не переступлю ее порог. И я исполнила свою клятву. На каникулах я осталась в Кембридже, работала, чтобы хоть как-то содержать себя. Мне захотелось полностью порвать со своей матерью, чтобы ничто более не напоминало мне о ней. Тогда мне и пришла в голову идея взять себе другие имя и фамилию, чтобы она не смогла меня отыскать.

– А кто был мой отец?

– Перед поступлением в Кембридж я проработала все лето на швейной фабрике, хотела заработать себе немного денег, чтобы было мне чуть легче жить во время учебы в университете. Там мы и познакомились. Он был моим начальником. Разумеется, на тот момент он уже был женат… Боже мой! Мне так стыдно рассказывать тебе все это.

Я увидела, как моя мать обхватила голову руками и заплакала навзрыд. Но я не стала утешать ее. Я не могла. У меня попросту не было подходящих слов. Наконец она немного успокоилась и продолжила свой рассказ:

– Что сейчас толку плакать? Ведь, честно говоря, мне нет оправданий. Но в тот момент он казался мне ослепительным, водил меня по ресторанам, говорил, что я красавица… Боже мой, боже! А я была такой наивной дурочкой. Всему верила. И потом, надо было знать мою мать. Она ведь меня не просто опекала. Шагу мне не давала ступить без ее позволения. В детстве заставляла ходить в церковь и исполнять все, что там предписывалось. А в реальной жизни я и понятия не имела, как предохраняться, чтобы не забеременеть. Вот таковы были последствия моего строгого католического воспитания. Твое появление на свет стало неизбежным результатом всего остального.

– А ты бы согласилась на аборт, если бы могла это сделать?

– Я… я не знаю. Буду с тобой предельно честной, Стар. Все произошло само собой. Осенью я отправилась в Кембридж, ничего не подозревая о своей беременности. И лишь только в ноябре до меня дошло, что со мной творится что-то не то. Я рассказала о своих страхах подруге, та немедленно купила мне тест на беременность. А доктор подтвердил, что я уже на четвертом месяце.

Сильвия взяла чашку, чтобы отхлебнуть немного чая, и я увидела, как сильно у нее дрожат руки. И впервые почувствовала нечто отдаленно похожее на жалость к этой женщине. Ведь ей вовсе не нужно было подвергать себя всем этим испытаниям, подумала я. Она вполне могла заявить в разговоре с Мышью, что понятия не имеет, кто я такая.

– Прошу простить меня за то, что была груба с тобой.

– Грубость не в натуре Стар, это точно, – с готовностью подтвердил Мышь. – Ваша дочь очень благотворно подействовала на всех членов нашей семьи с тех самых пор, как появилась в нашей жизни.

Я взглянула на Мышь и с удивлением обнаружила, что он смотрит на меня почти влюбленным взглядом.

– Что ж, оставляю вас пока наедине друг с другом, – сказал он, направляясь к выходу. И у меня тотчас же возникло острое желание остановить его, попросить вернуться.

– Знаешь, – Сильвия поднялась со стула, подошла ко мне и тоже уселась на пол. – Я привезла с собой одну вещицу. Я ее специально заказала для тебя, когда ты только родилась, а мне пришлось вернуться обратно в Кембридж. Собиралась надеть тебе на запястье в свой следующий приезд домой. Это маленький талисман-оберег на то время, пока меня не будет рядом.

Она протянула мне небольшую кожаную коробочку для ювелирных украшений. Я открыла ее, на оборотной стороне крышки золотыми буквами написано название ювелирной мастерской Кембриджа. На синем бархате лежал крохотный браслетик. Я взяла его в руки. С него свисал миниатюрный брелок в форме сердечка. На нем было выгравировано: