Так и не дождавшись от меня ответа, Эпини задумчиво покивала головой.

— Тебе все еще трудно это признать, Невар? Тогда я не стану настаивать. Скажу лишь, что ты спас не только себя, но и нас со Спинком. Лишь после того, как ты начал действовать, я поняла, что между нашим миром и тем, куда мы попали, есть связь. Для тебя это были твои волосы и сабля. Когда ты отсек мост, ты лишил ее доступа в наш мир, не так ли? Передо мной стояла другая задача. Мы со Спинком уже были связаны между собой. Мне оставалось крепко ухватиться за то звено, что соединяло нас с нашим миром. Им оказался свисток, который в воображении Спинка висел у него на шее. Он продолжал цепляться за него, а когда я пришла в себя в нашем мире, оказалось, что я крепко держу цепочку этой замечательной безделушки, лежащей у меня на груди.

И Спинк вернулся вместе со мной. Я поднялась с пола и, к своей огромной радости, обнаружила, что вы оба дышите. Сиделки были потрясены. Знаешь, они уже во второй раз посчитали тебя покойником. Мне кажется, ты пробыл в стране мертвых гораздо дольше остальных. — Она наклонилась еще ближе ко мне и прошептала: — А еще я думаю, что ты сделал даже больше, чем намеревался. До нашего возвращения несколько кадетов дышали с огромным трудом. Вероятно, уничтожение моста заставило их души вернуться в тела.

— Это нелепо!

Однако так и было, и я улыбнулся Эпини. Шли минуты, она молчала. А потом протянула руку, схватила меня за волосы и сильно дернула.

— Ничего подобного! Когда ты пришел в себя, от шрама у тебя на голове не осталось и следа. Я сразу же это заметила. Ты вернул себе то, что она у тебя отняла. И теперь, глядя на тебя, я не вижу следов чужой ауры. А вот твоя собственная стала сильнее. — Эпини откинулась на спинку стула и оценивающе посмотрела на меня, словно собиралась определить, на сколько же я подрос. — Да, аура у тебя необычная. Впрочем, ты сам необычный человек, переживший удивительные приключения. Да и мы со Спинком тоже.

Я решил больше не возражать и поинтересовался:

— А Спинк что-нибудь помнит? Эпини поджала губы.

— Он не признается. Я много об этом думала. Интересно, что запомнили другие люди, которые находились в те мгновения на мосту? Кстати! — Она засунула руку в карман. — Я чуть не забыла. Это от Колдера. Он прислал тебе письмо два дня назад. Возможно, ему приснился странный сон и он захотел его с тобой обсудить.

Она вкрадчиво улыбнулась и протянула мне письмо. Я взял конверт и сразу же заметил, что печать сломана.

— Ты его прочитала, верно?

— Конечно. Едва ли письмо от Колдера могло быть личным. И я должна была с ним ознакомиться, чтобы выяснить, можно ли его тебе передать. Пожалуй, ты уже готов.

Внутри конверта лежала короткая записка на роскошной бумаге.

«Пожалуйста, зайди ко мне, как только появится возможность. У меня есть для тебя кое-что».

Я бросил письмо на одеяло.

— Единственное, что я хочу от него получить, так это извинения, но я очень сильно сомневаюсь, что он на это способен.

— А я думала, ты хочешь, чтобы он рассказал своему отцу правду. Если бы Колдер это сделал, полковник Стит мог бы аннулировать твое исключение с лишением всех прав и привилегий из Академии.

Утратив дар речи, я круглыми глазами воззрился на Эпини. Эти страшные слова вновь вернули меня к ужасной реальности. Видимо, решив, что молчание не всегда золото, Эпини спокойно пояснила:

— Я нашла приказ, когда вешала твою шинель. Кто-то должен был позаботиться о твоих вещах, поскольку некоторые сиделки, из числа нанятых на улице, оказались настоящими воровками. Они тянули все, что могли унести, в том числе и одеяла, которыми накрывали умерших. Это ужасно. Поэтому я собрала твои вещи, чтобы их сохранить, и…

— И естественно, проверила мои карманы, — скорбно проворчал я.

— Да, естественно, — не моргнув глазом подтвердила Эпини. — Чтобы переложить к себе все ценное, что там могло оказаться. Но я нашла лишь этот ужасный приказ. Вот почему я без колебаний его сожгла.

— Ты сожгла приказ о моем исключении?

— Конечно. — Эпини сохраняла полнейшую невозмутимость.

— Почему?

Она пожала плечами и отвела взгляд. Потом посмотрела мне в глаза и с полнейшей уверенностью в собственной правоте заявила:

— Я не дура. Мне было известно, что полковник Стит серьезно болен. Я видела, какая на приказе стояла дата — именно в тот день началась эпидемия чумы. И я решила, что он мог не успеть зафиксировать в других документах свою вспышку ярости. Если бы он умер, никто и не узнал бы про приказ. Поэтому я его сожгла. Ни одна живая душа ничего не видела. А спустя время, судя по отсутствию реакции Спинка на мои наводящие вопросы, я сделала вывод, что никто о об этом приказе не знает.

Эпини с довольным видом откинулась на спинку стула и сложила руки на коленях. Потом она тихонько вздохнула.

— К несчастью, он не умер. Однако мы можем надеяться что сейчас ему будет не до тебя.

— Я не знаю, что и сказать, — наконец пробормотал я, сумев кое-как справиться с немым остолбенением.

— Тогда ничего не говори! — посоветовала мне Эпини, — Вообще ничего. Ты поправишься и вернешься в Академию. И начнешь там обычную жизнь, словно ничего не произошло. Сомневаюсь, что Стит сообщит все детали своему преемнику. Делай вид, что у тебя все в порядке. И если кое-кто окажется настолько глупым или злобным и все же попытается выгнать тебя из Академии, ты будешь сражаться. Зубами и когтями.

Я едва слышал последние слова Эпини. Как это ни печально, но ее предложение показалось мне весьма привлекательным.

— Не обращать внимания? Но это… бесчестно.

— Вовсе нет, дурень. Нечестно поступил избалованный ребенок, обманувший отца, что чуть не привело к несправедливому исключению одного из самых талантливых кадетов. — Она неожиданно встала и поцеловала меня в лоб, чем поразила до глубины души. — Для одного раза вполне достаточно. Подумай о том, что я сказала, а потом поспи. И, для разнообразия, постарайся поступить разумно.

Я не успел вымолвить ни слова, а она, быстро подойдя к окну, уже задвинула шторы, отчего комната погрузилась в полумрак. Через мгновение я остался один. Мне не хотелось спать. Я обдумывал слова Эпини, словно карточный игрок, прикидывая свои шансы. Сержант Рафет все знал, но он мертв. Доктор знает, но он ни разу не упоминал об этом — скорее всего, забыл и мои признания, и просьбы. Полковник Стит, конечно, знает, так же как и Колдер. Но они почти наверняка покинут пределы Академии, как только власть перейдет к полковнику Ребину. Надо полагать, они переедут в поместье лорда Стита. К тому же оставалась надежда, что полковник был настолько занят в те дни, что не стал заносить свой приказ в официальные бумаги Академии. Быть может, в связи с разразившейся эпидемией он и вовсе забыл историю с напившимся сыном.

Впрочем, я мог и ошибаться. Нет, было бы глупо рассчитывать на удачный исход. Тем не менее мне следует попытаться сделать вид, будто ничего не произошло. В конце концов, после его того, что полковник Стит со мной сделал, мне больше нечего бояться. Я решил последовать совету Эпини и ни с кем не обсуждать приказ о моем отчислении.