Во-вторых, римская культура «переехала» из Европы на земли Малой Азии, создав новую столицу Восточной Римской империи – Константинополь. Тут уж греко-римский синтез дал выброс новой энергии, что было подхвачено, близко воспринято всем массивом скифско-азиатского мира. В-третьих, христианство (после крушения старого Рима) овладело Римом новым, а с ним, в значительной мере, Европой и поднимавшейся Русью. В-четвертых, основы великой римской культуры станут на долгие века источниками просвещения и развития искусств во всей ойкумене.

Русский писатель и поэт В. Брюсов в романне «Алтарь Победы» устами одного из героев определил историческое назначение Рима как своего рода культурной центрифуги или плавильного котла, соединившего в своих недрах и, конечно, под его властью многие народы и культуры: «Рим, мой дорогой, – говорил мне Ремигий, словно изъясняя урок непонятливому ученику, – средоточие мира. Рим так велик, что взором обнять его нельзя. В городе, где бы ты ни был, ты всегда оказываешься в середине. Что в других странах находится по частям, в нем одном соединено вместе. Ты в Риме найдешь и утонченность Востока, и просвещенность Греции, и причудливость далеких земель за Океаном, и все то, что есть в нашей родной Галлии. Жители всех провинций и народы всех других стран смешиваются здесь в одну толпу. Рим – это в сокращении мир. Это – океан красоты, описать который не в силах человеческое слово. Кто однажды побывал там, не захочет никогда жить в другом месте». Океан красоты, да, возможно, но при этом созданный на морях крови и пота рабов и побежденных народов.

В-пятых, римская цивилизация в дальнейшем обрела, как некое бессмертное божество, новое рождение, дав восхитительный и ни с чем не сравнимый плод Ренессанса. Хотя Дю Белле и сказал о Риме: «Что вечным мнилось – рухнуло, распалось», Италия вновь стала притягательным центром для народов и культур мира. Однако новый подъем – триумф не великой Империи, но триумф человека, индивидуала, триумф свободной vita nova.

Образ «Спасение римского народа»

Возможно, одной из причин того, что Римская империя царила и процветала так долго (дольше, чем любая другая), были прагматизм и реализм, соединившиеся с пониманием роли силы в мировой политике. И здесь выявляется любопытная особенность. Римляне были материалистичным народом, изначально не верившим ни в какое божественное сотворение мира. У них напрочь отсутствуют космогонические сюжеты, история об основании Рима заменяет рассказ о сотворении мироздания. Дюмезиль писал: «В эпоху расцвета римляне не имеют своей мифологии… римская история от основания города заменяла мифологию людям, для которых все ценности определялись их городом, и ни окружающий его мир, ни времена, которые ему предшествовали, не представляли особого интереса». Давайте же подумаем. То, к чему идет «развитая часть» мировой цивилизации (общий правитель, единая структура управления, общий рынок, одна армия, обустройство всех регионов по «римской модели», почитание «чужеземных богов»), римляне опробовали уже две тысячи лет тому назад. Модель эта в целом все же оказалась успешной (во всяком случае, в культурном плане нет более успешной и долговременной). Но ведь она все-таки не выдержала длительного испытания временем. Народы, при всех плюсах единой власти Империи, всё же предпочли разойтись по своим домам.

С годами Рим не только стал важнейшим vademecum (лат. – путеводителем) по древнему искусству, но своего рода божеством, вердикт которого означал consensus omnium (лат. – единодушное согласие). Важны изучения и военно-политического и социально-культурного опыта великого Рима. Не желая быть «Третьим Римом», тем не менее, мы призываем вас внимательнее изучить опыт возникновения, существования и гибели «Первого Рима». Кто знает, возможно, внимательный анализ античных уроков древних цивилизаций (и наших параллелей к ним) поможет нам избежать гибели, создать на Руси достойное настоящее и будущее.

Цицерон задумал написать всю отечественную историю, включив события из истории Греции, и с добавлением греческих рассказов и мифов, но его удержали многочисленные общественные дела, да и личные неприятности. Мы поставили схожую, но более скромную задачу: создать всемирное полотно, удержавшись и от ряда мирских соблазнов, политическую ношу оставив тем, кто более достоин и умен. Поверьте, менее всего хотелось бы, чтобы кто-то бросил в наш адрес упрек, некогда высказанный в адрес ученых Руссо: «С ученым видом роются во тьме веков (эти ученые и писатели); вас торжественно проводят перед лицом народов древности; перед вами последовательно разворачивают картины Афин, Спарты, Рима, Карфагена; засыпают вам глаза песком Ливии, дабы помешать увидеть происходящее вокруг вас». Напротив: показывая прошлое мира, хотим, чтобы четче поняли проблемы настоящего и нашли пути их решения в России. Возможно, поэтому труд сей заслужит внимание и пойдет на пользу. Хотелось бы надеяться, что его не ожидает судьба тех мудрецов, о которых Хайям писал:

Рим чрезвычайно интересен тем, что позволяет и ныне заглянуть в сердцевину общества, с его людскими страстями, вожделениями, надеждами и страхами. Вы словно бы оказываетесь в некой огромной научной лаборатории, где материалы исследования дают возможность проводить самые сложные, интересные опыты. Он замечателен еще и тем, что его история «повторяется» в будущих сценариях.

Воинская сцена. Иран. 1330-е гг.

Правда, мы никогда и не были в положении Цинцинната. Тот оставил власть – и встал за плуг… Увы, разделить его судьбу не пожелал не только Цицерон, но даже народолюбец Саллюстий, писавший в прологе к «Заговору Катилины», что был бы счастлив, обретя досуг, уйти от политической жизни. Мы сочли более полезным для общего дела вообще не покидать ни нашего «плуга», ни «земли».