что нужно. Хватит с меня войн и политики. Я достиг всего, чего хотел.

— А чего ты хотел? — поинтересовался проконсул.

— Мира и процветания для своих людей, — ответил Эйрих. — Нет, сначала я хотел власти и славы. Работал для этого, воевал и убивал, но потом… Возможно, на меня повлияли старые философы, такие как Платон или Аристотель, размышлявшие над идеей идеального государства. Я понял, что всю свою жизнь шёл по неправильному пути. А ещё я понял, что вы тоже по нему пошли.

— Ты о пути империи? — уточнил Аэций.

— За счёт заведения, почтенные господа! — прибежал довольный термопольщик Сауфей с кувшином. — Самое лучшее фалернское, что у меня есть! Совершенно не разбавленное!

Эйрих благодарно кивнул, приняв щедрый дар.

— Да, о пути империи, — вздохнул он, когда Сауфей разлил вино по серебряным кубкам. — Что нужно, чтобы в империи начались неурядицы?

— Неурожай, наверное… — предположил Аэций.

— Смерть императора, — покачал головой Эйрих. — Каждый раз, когда умирает император, знатные дома начинают сеять смуту в надежде усадить своего человека на трон. Когда таких знатных домов больше двух, начинается бардак, рискующий перейти в гражданскую войну. Гибель республики старых римлян сопровождалась именно этим, когда членам второго триумвирата начало казаться, что Рим стал слишком тесен для них троих. Победил один и начал золотую эпоху, после него пришёл следующий хороший принцепс, Тиберий, но он отчётливо понимал, насколько опасна вещь, которую он получил: «Власть — это волк, которого я держу за уши».

— Я слышал эту фразу, — кивнул Флавий Аэций.

— И уже при Тиберии преторианский префект Сеян, предпринял попытку переворота, — продолжил Эйрих. — У него ничего не получилось, но была обозначена сама возможность переворота. Власть императоров может казаться насколько угодно могущественной, но она зиждется на жизни одного человека. Только глупец будет доверять благополучие гигантской державы одному человеку, какой бы хороший он ни был. Сенат — это власть многих, а многих убить многократно тяжелее, чем убить одного человека.

— Твоя приверженность республиканским ценностям хорошо известна… — заговорил проконсул Африки.

— А ещё Сенат практически гарантирует, что намерения державы не изменятся со смертью одного человека, что стоял у власти, — продолжил Эйрих. — Поколения будут меняться, а Сенат будет последователен, потому что общее мнение обладает поразительной живучестью. Императоры, существуй они во времена Пунических войн, такой же последовательности гарантировать не могли, а Сенат смог. Победы над смертельными врагами, когда на кону выживание народа, когда против выступают гениальные полководцы, вроде Ганнибала или Пирра, даровала Риму именно республика, а не империя. Узнав всё это, я осознал, что готам нужны республиканские традиции, которые я и начал внедрять. И, как мы видим сейчас, не прогадал.

Аэций сделал несколько глотков вина и закусил их пшеничной лепёшкой.

— Да, произошедшие события показали, что ты был прав, — кивнул он. — Но так ли устойчива система власти Сената, как ты думаешь? Не окажется ли в итоге, что стране нужна крепкая власть сурового хозяина?

— Уж поверь мне, я мог взять власть в племени тысячу и один раз, — усмехнулся Эйрих. — Тысячу и один. Но не взял. А возьми я власть — мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Сенат многократно облегчил мне задачу, позволил присоединять племена и народы не большой кровью, а добром. Мы стали сильны и могущественны только благодаря сенаторам и республиканским ценностям. Старые римляне были мудры, поэтому выработали для себя наиболее эффективную форму управления. И она до сих пор работает, как мы видим.

— Да, вы уже присоединили к себе Галлию и Британию, поставили свои легионы на старых лимесах, но я всё ещё не до конца убеждён в том, что не будут появляться тираны, — вздохнул Аэций.

Граница на Рейне полностью укреплена и неприступна для варварских орд. Система с многочисленными фортами, содержащими в себе по полторы-две тысячи воинов, половина из которых эквиты, полностью себя оправдывает. Дорого, но зато очень эффективно. Любые налётчики, решившие войти в готские пределы, рискуют либо умереть, либо присоединиться к рабским колоннам, идущим на юг, где их погрузят на корабли и отправят в Восточную империю, где используют по назначению.

Консул Флавий Антемий, к слову, проявил неожиданную гибкость и замирился с готами путём щедрой дани. Война с шахиншахом Йездигердом I, всё никак не желающая заканчиваться, требует полной концентрации сил, поэтому Антемий был обречён договариваться с готами. После выплаты двух тысяч фунтов золота и двух тысяч фунтов перца, Сенат перестал обижаться на восточного императора и установил с ним дипломатические отношения. Император признал легитимность Сената и его власть над землями канувшей в Лету Западной Римской империи, поэтому отношения уже можно назвать добрососедскими. Но большие гарнизоны на восточной границе готы всё же держат. На случай всяких неурядиц.

— Тираны появляться будут, это неизбежно, — вздохнул Эйрих с сожалением. — Но этого точно не случится при мне, а дальше уже не расти трава — я сделал всё, что мог.

Он уповал на систему сдержек и противовесов, а также на очень жизненные уроки старых римлян и эллинов, у которых случалось много всего. Но это не давало никаких гарантий, как и любая система, в которой взаимодействуют люди.

— А ты слышал, что в Британии лютуют пикты и бриганты? — спросил вдруг Аэций. — Как ты собираешься жить спокойно, зная, что варварские налётчики продолжают лютовать?

— Уже не лютуют, — усмехнулся Эйрих. — Легионы отогнали их обратно за Антонинов вал. Что-то твои куриоси не так всеведущи, как может показаться…

— Британия интересует меня меньше всего, — пожал плечами Аэций. — Чего там интересного?

— Олово, — усмехнулся Эйрих. — Очень много олова.

— Ну, если только это, — Аэций вновь приложился к кубку. — Вино и вправду отличное.

— Ещё я собираюсь учредить там бумажные мастерские, ведь древесины там тоже в избытке, — произнёс Эйрих.

Новое явление, изначальные названия которого не очень привычны ни готскому, ни римскому уху, потребовало нового наименования. Они решили назвать его «бумагой»,[85] потому что одна из технологий изготовления допускала применение ветхих хлопковых тканей.

Под Римом поставлено уже два десятка бумажных фабрик, чтобы удовлетворять хотя бы часть запросов города. Пергамент бумага вытеснит ещё очень нескоро, но уже сказалась на его цене. Производители пергамента очень недовольны, но поделать с прогрессом ничего не могли. Бумага гораздо дешевле пергамента, примерно настолько же дешевле папируса, завозимого из Египта, поэтому её будущее уже определено. Изготовление бумаги — это один из тех редких видов деятельности, который точно принесёт баснословные прибыли тому, кто его затеял…

— Я думал, ты хочешь покоя, — усмехнулся Аэций.

— Бумажные фабрики будет ставить Виссарион, — ответил на это Эйрих. — От меня только деньги и влияние. Сам я этим заниматься не буду. Но хочу остаться в