Итак, о поражении и потерях. В большинстве русских летописей под 6750 годом от Сотворения мира (1242 от Рождества Христова), где сообщается о Ледовом побоище, определена цифра потерь немецких (а также и датских) воинов. За малыми исключениями она колеблется от 400 до 500 человек. Причем, везде настойчиво повторяется, что 50 «нарочитых мужей-воевод» было взято в плен. Что же касается пеших эстов, ливи и летьголы, то их потери просто не считаны победителями. Про эти потери летописцами сказано, что «чуди пало бесчисленное множество». И это понятно. Изначально невысокие социальная и военная организация, плохие доспехи и устаревшее вооружение балтов здесь были главной причиной. Если все же попытаться посчитать эти потери, то возможно применить определенный метод исчисления, характерный для рамок средневековой эпохи. Каждый немецкий или датский воин был профессионально подготовлен и опытен. Немцы составляли ядро ливонской рати. Следовательно, каждый воин (конный или пеший) мог организовать, подготовить и вывести в поле трех — четырех пеших ополченцев из среды ливи, латгалов или эстов. Эта статистика выглядит примерно одинаково для всех европейских стран и народов Средневековья. В то же время мы знаем, что часть немецких воинов утонула в полыньях и, естественно, выпала из числа тех, которых сочли убитыми на льду или на берегу Вороньего Камня. Другая же часть вырвалась из боя и отступила в сторону Дерпта. Следовательно, мы не знаем достоверно, каково было по численности ядро ливонского войска. Однако, исходя из потерь, зафиксированных русскими летописцами, можем утверждать, что изначально она была в два раза больше. Заметим при этом, что и немецкие хронисты и русские летописцы отмечали ожесточенность и продолжительность битвы на льду, когда потери могли быть очень значительны.

Итак, если взять за основу свидетельства русских летописей, то можно утверждать, что профессиональное ядро войска Ливонского ордена, принявшего участие в Ледовой сече, минимально исчислялось в 800—1000 профессиональных пеших и конных воинов. Следовательно, в его составе могло находиться от трех до четырех тысяч эстов и ливов. Это вполне приемлемая цифра, если учесть, что часть немецких воинов из Ливонии дралась в тот год в землях Тевтонского ордена и в Северо-Восточной Польше против монголо-татар. Необходимо вспомнить, что в предшествующие годы орденский хронист Генрих Латвийский неоднократно называл численность орденских войск. Так, в 1212 году Орден начал войну с эстами. В орденском войске было «четыре тысячи тевтонов и столько же ливов и леттов», т. е. восемь тысяч воинов. В 1223 г. меченосцы смогли собрать вновь восемь тысяч бойцов для взятия восставшего эстонского города Вилиендэ. И те успешно справились с поставленной задачей. В январе-феврале 1227 г. в поход на остров Эзель против восставших эстов двинулось войско, набранное из «ливонцев, рижан и ливи» численностью в двадцать тысяч воинов. Конечно, 1242 год был не лучшим годом для Ливонского ордена. Но насколько он был лучшим для Руси, пережившей монголо-татарское нашествие?

Если обратиться к западноевропейским источникам, то из переведенных и известных российскому автору и читателю свидетельств о тех событиях можно выделить «Старшую Ливонскую рифмованную хронику», «Хронику Тевтонского ордена», «Хронику Ливонии Бальтазара Руссова». Первый из названных источников свидетельствует о сильнейшем ожесточении в битве на Чудском озере, что вполне закономерно. Но там же сказано: «Русские имели такую рать, что каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек». Здесь налицо явное преувеличение, ибо надо было оправдать поражение. А ответ все тот же: где было столько взять на Руси после монголо-татарского нашествия?

В то же время два первых источника умалчивают об участии, численности и потерях других немецких воинов, а также балтов в Чудской битве. Приводятся лишь потери «братьев рыцарей», то есть только членов Ордена. Опущены потери и численность всего ливонского войска. А оно набиралось также из мелких ленников Ордена (зависимых феодалов-дворян), рыцарей-паломников и добровольных наемников (кого могли называть «пилигримами»), воинов рижского епископа (хороших стрелков из арбалета), немецкого купечества (имевшего неплохие доспехи и оружие, боевой опыт и желание поживиться грабежом), пеших наемников-кнехтов, немецких колонистов, добровольцев и мобилизованных ливов, латгалов, эстов. Нельзя забывать, что в битве на озере вместе с немцами против своих земляков дрались многочисленные сторонники Твердилы Иванковича и оденпского князя-герпольта Владимира. Новгородская и псковская оппозиция владимиро-суздальским князьям еще была жива, сильна и могла выставить несколько сот профессиональных конных воинов. Но об этом тенденциозно умалчивают русские летописи.

Итак, «Старшая Ливонская рифмованная хроника» свидетельствует, что в битве «было убито двадцать братьев рыцарей, а шесть было взято в плен». В более объективной и отстраненной от событий «Хронике Тевтонского ордена» говорится о гибели семидесяти орденских рыцарей. «Хроника Ливонии Бальтазара Руссова» представляет еще более объективные свидетельства, сообщая, что в битве на озере «было убито семьдесят орденских рыцарей с многими из немецкого войска, а шесть братьев-рыцарей попали в плен и были замучены до смерти». Что ж, гибель семидесяти профессионально подготовленных братьев-рыцарей потеря очень большая. Возможно, она неточна и немного завышена. Но если Истина где-то посредине между двадцатью шестью и семьюдесятью шестью, то это все равно очень немалая цифра для войн эпохи Средневековья. Ясно со всей очевидностью и то, что многочисленная пешая ливонская рать, преследуемая русской конницей, не смогла добежать до западного Суболического берега семь верст. Она вся легла (что, скорее всего, произошло, учитывая ожесточение битвы) на льду в смертном бою и во время бегства. Какая-то часть ее бросила оружие и сдалась. Этих пощадили. Пощадили, верно, и рыцарей, взятых в плен. Ведь отпустил же князь Александр многих пленных немцев после взятия Копорья. Во всяком случае, свидетельства новгородских и псковских летописей о том, что в 1242 г. после заключения мира русские и немцы «головами разменишася», то есть обменялись пленными, вполне правдоподобно. Кроме того, отпущены были в Ливонию и псковские заложники — сторонники посадника Твердилы.

Возникает вопрос, каким же по численности было русское войско в той битве и каковы его потери. Не приводя утомляющих свидетельств и подсчетов, можно утверждать, что к началу битвы на льду у русских было около тысячи — полутора тысяч конных воинов. С ними было около трех — трех с половиной тысяч неплохо вооруженного и подготовленного пешего ополчения, набранного из новгородцев и псковичей. Причем надо учесть, что перед этим русский передовой полк Дамаша Твердиславича понес поражение от ливонцев. То есть, перед вступлением в Ливонию русское войско было большим по численности.

Ну а потери? Потери русского войска, возможно, были такими же, как и у ливонцев. Но скорее, меньшими. Ведь вторую половину битвы русские преследовали отступавших. Так или иначе, но «малой кровью» завершить эту войну князю Александру Ярославину не удалось.

С 6750 года от Сотворения мира в синодики новгородских храмов монахи и священники внесли дополнения и, в поминальных молитвах о своих земляках пели с тех пор: «Покой, Господи, избиеных на Неве от немец при князе Александре Ярославиче: и княжих воевод, и новгородских воевод. И всех избиеных братии нашей… И на Ледом избиеных от немец братии нашей…».