Посыпались вопросы — что, как, почему? Стали говорить откровенно. Правительство сбежало. Бесцельные, противоречивые распоряжения высшего начальства. Безнадежность положения. Агония какая-то… Так разъяснял просивший. Не отпустишь — все равно уйду… За мной уйдет и следующий… все пропало.

Удерживать не хватало духу. Горькая правда была на его стороне. Ушел. Рота сдана следующему по старшинству. А через несколько минут кто-то крикнул, что артиллерия уходит. Началось волнение в ротах Петроградского полка, стоявших в вестибюле. Их удалось временно урезонить, успокоить.

Артиллерийский полковник Потехин стал говорить с солдатами. Вышла целая речь. Солдаты сгруппировались на большой лестнице. Что-то вроде митинга. Горячая патриотическая речь Потехина сперва захватила. Затем в задних рядах стали возражать, подсмеиваться. Генерал Беляев отозвал Потехина. Сам Беляев как бы осел. В это время к нему пришел из штаба генерал Каменский. Маленького роста, юркий, умный, энергичный, он умел уживаться и приспосабливаться при всех обстоятельствах. Каменский стал доказывать бесполезность какого-то якобы кому-то сопротивления. Советовал распустить войска по казармам. Беляев соглашался с целесообразностью этого плана, но отдать приказание колебался. Занкевич горячился и стоял за продолжение сопротивления. В 12 часов к генералу Хабалову явился офицер от морского министра Григоровича с требованием последнего: во избежание разрушения здания Адмиралтейства [орудиями из] Петропавловской крепости, чем угрожают из крепости, очистить здание от войск.

Генералы стали совещаться. Все склонялись к роспуску войск. Занкевич просил у Беляева формального на то приказания, что тот и отдал. Возник вопрос, как уходить: с оружием или без оружия? Кто-то предложил сложить оружие в здании Адмиралтейства и разойтись, как частным лицам. Командир стрелков просил разрешения выйти с оружием. Беляев разрешил уходить, кто как хочет. Смотритель здания показал комнату, в которую и стали спешно складывать оружие. Не прошло и четверти часа, как войска стали покидать Адмиралтейство.

Сплошная толпа вооруженных рабочих, солдат, молодежи ждала на улице, у подъездов, у ворот. Выехавшая батарея была сразу же облеплена публикой. На передках, рядом с артиллеристами, появились молодые люди и девицы. К орудиям, зарядным ящикам и хомутам привязывали красные лоскутья. Толпа восторженно орала: «Ура! Ура!»

Стрелки вышли с винтовками. С песней «Взвейтесь, соколы, орлами» выходили измайловцы. За ними ушли петроградцы.

В 1 час 30 минут Беляев телеграфировал Алексееву:

«Около 12 часов дня 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей, в числе 4 рот, 1 сотни, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию морского министра, были выведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Перевод всех этих войск в другое место не признан соответственным ввиду неполной их надежности. Части разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья и пулеметы, а также замки орудий сданы морскому министерству. Беляев».

Все было кончено. Отныне в Петрограде лишь революционная власть и признавшие ее войска… Последний оплот царской власти пал. Где-то еще отстреливаются осажденные офицеры Егерского, Финляндского, Московского полков… Лишь два министра, Беляев и Покровский, продолжают упрямо что-то делать в своих канцеляриях, не изменяя государю. Другие уже арестованы.

В 4 часа дня вооруженная толпа нахлынула в Адмиралтейство и арестовала находившихся там генералов: Хабалова, Беляева, Балка, Вендорфа, Казакова. Их отвезли в Таврический дворец. Хабалов настолько был растерян, что назвался чужим именем, как начальник какой-то дивизии. Его и отпустили, но хитрость скоро была обнаружена, генерал с конфузом был изобличен и вновь арестован.

В то утро некоторые офицеры и солдаты одиночным порядком отправились в Царское Село, надеясь во дворце найти центр для сбора верных государю войск. Туда направилась и одна из рот лейб-гвардии Петроградского полка. А на Выборгской стороне, по слухам, горсть офицеров и солдат-самокатчиков геройски сражалась и умирала под напором революционных банд… Там толпа осаждала казармы самокатчиков. Осажденные отстреливались из пулеметов. Толпа раздобыла бомбометы и подожгла казармы. Имена героев неизвестны. Таких героев, готовых погибнуть, тогда было много в Петрограде, но высшая военная власть, растерявшись, не сумела их использовать против революции и сама погибла бесславно.

В Таврическом дворце известие о конце сопротивления Хабалова было встречено восторженно. Незадолго до того узнали о присоединении к революции гарнизона Петропавловской крепости. В самом Петрограде уже нечего бояться. Здесь с царским правительством покончено. Временный комитет начинает организационную работу. Во все министерства назначены комиссары. Они заменяют министров. В Думе с утра толчея. Наплыв всякой публики увеличивается. Большинство — солдаты. Утром Родзянко приказал вынуть в Главном зале из великолепной золоченой рамы с регалиями царский портрет. Несколько солдат штыками сорвали его. Смотревшие на эту картину острили. Вместо портрета зияет пустота. То, что произошло, красноречиво говорит, что у Временного комитета с государем в уме уже покончено. Это понятно без слов. Это самое главное, уже сделанное революцией завоевание. Его надо только оформить.

С утра в Думу приходят войсковые части, сперва в большинстве без офицеров. Одним из первых явился запасный батальон Преображенского полка. Его офицеры так помпезно заявили революционному правительству, что они становятся на его сторону, а солдаты не признали их достойными революции, не пожелали идти с ними и пришли без них. Характерный курьез того времени, объясненный позже членом Временного комитета Шидловским в его воспоминаниях.

Пока государь не отрекся, офицеры в массе не стали на сторону революции. Столь пламенно проявленный порыв к «свободе» преображенцев явился исключением. Всюду солдаты поняли, что офицеры за государя. Что они контрреволюционеры. Всяческие агитаторы натравливали солдат на офицеров. Начались нападения на офицеров. Их разоружают. Кое-где бьют. Их арестовывают и привозят в Думу. Временный комитет встревожен. Депутаты встречают пришедшие части, разъясняют необходимость воинской дисциплины, уговаривают слушаться офицеров. Начинается поездка депутатов по казармам. Однако демагогия солдат растет. Настоящие революционеры разжигают солдат против офицеров. Офицер — дворянин и царист, а революция против царя.

Особенную энергию проявляет Военная комиссия, во главе которой становится Гучков. К ней неохотно, но присоединяется и тот действительно революционный «штаб», та небольшая революционная группа с Масловским, Филипповским и другими, которая первой начала вчера что-то делать. Но настоящий штаб формирует одевшийся в военную форму отставной полковник Энгельгардт.

В комнате № 41 уже расставлены столы, и там уже суетятся настоящие офицеры Генерального штаба: Туган-Барановский, Якубович, князь Туманов, Половцев.

Последний (начальник штаба Дикой дивизии) лишь два дня тому назад обедал в Ставке за высочайшим столом, говорил с государем, целовался с тем самым генералом Ивановым, против которого обдумывает теперь меры. Привлечены к штабной работе двадцать офицеров из числа учащихся в академии. Половцев и инженер Пальчинский, его сотоварищ по Горному институту, главные помощники Энгельгарда.

Штаб уже знает, конечно, что на Петроград двигается Иванов… Штаб делает