— Это какие такие соседи — у меня их много было за тридцать лет тамошнего проживания?

— Вы помните Алевтину Кузьминичну Сырцову и ее внучку Светлану Авдееву, которые жили с вами в начале войны?

— Как же не помнить, если с Алевтиной мы вместе работали билетерами в кинотеатре «Авангард», а ее внучка нас иногда подменяла, — не скрывая радости, сообщила старушка. — Только они недолго у нас жили — года три, кажется. Потом уехали куда-то на Урал.

— Они вдвоем жили или с кем-то?

— У них комната небольшая была, всего тринадцать метров, вдвоем там и проживали.

— А жениха у Светланы разве не было?

— Чтобы с ними жил, не было. А так она с кем-то встречалась — буквально перед самым отъездом.

— И как его звали? — стараясь ничем не выдать своего чрезмерного любопытства, спросил Севрук.

— А вам-то он зачем, если этот парень не был прописан в нашей коммуналке? — удивилась старушка.

— Дело в том, что мы ищем Светлану Агееву, чтобы внести в домовую книгу, вот и собираем о ней разную информацию.

— Ах, за этим? Звали этого парня Рустамом — он, кажется, узбеком был. Хорошенький такой солдатик-курсантик — обходительный. Помню, со мной всегда здоровался. Однажды помог мне шкаф на кухне передвинуть.

— Фамилию его не помните?

— А зачем мне его фамилия, мне и имени было достаточно.

— У них со Светланой серьезные были отношения или чисто мимолетные?

— Нравился он ей сильно, — после небольшой паузы ответила старушка. — А уж как там у них дальше сложилось, мне неизвестно.

— Вы говорите, он курсантом был — какого училища?

— Я в этих делах не разбираюсь, — пожала плечами хозяйка.

— Откуда же вы знаете, что он был именно им?

— Так он сам мне и сказал: мол, я курсант, скоро на фронт попаду.

— И как, попал?

— А куда ему деваться было — все курсанты от нас на фронт потом уходили. Думаю, и он ушел. Только как Алевтина со Светланой от нас уехали, больше я того курсантика и не видела.

Когда Севрук возвращался назад во Фрунзе, он поинтересовался у сопровождающего его помощника Ломова:

— Как вы думаете, куда могли переместить архивы военных училищ, которые находились во Фрунзе в годы войны?

— Наша территория тогда входила в Среднеазиатский военный округ, — сообщил помощник. — Значит, эти архивы могли попасть в Ташкент. А копии, скорее всего, можно найти в Центральном военном архиве, что в Подольске.

«Ехать в Ташкент ближе, — подумал Севрук. — Но там возможна утечка информации, поскольку наверняка приезд человека из Москвы не останется без внимания со стороны местных архивистов. А вот в Москве по этому поводу можно быть спокойным. Впрочем, в любом случае, надо будет запросить мнение моего руководства — как оно решит, так и сделаю. Но найти этого курсантика Рустама необходимо во что бы то ни стало. Вполне вероятно, что это и есть та самая ниточка, потянув за которую можно вытянуть всю цепочку».

Стоя у массивного окна, выходящего в Ипатьевский переулок, Вилен Шеленцов смотрел на улицу и в то же время внимательно слушал доклад Александра Бородина, который сидел у него за спиной и подробно излагал результаты своего визита в спецархив. Когда Бородин закончил, хозяин кабинета, повернувшись к гостю, произнес:

— Отличная работа, Александр Терентьевич! Всего лишь за сутки вы установили, кто может скрываться под личиной «генерала Волкова» — Степан Иванович Корнаков. Я почти не знаю этого человека, однако, учитывая его послужной список, вынужден с вами согласиться. Как говорится, неисповедимы пути Господни.

Сказав это, Шеленцов вернулся за стол и, усевшись в кресло, продолжил:

— Таким образом, мы выяснили, что Горбачев за спиной Андропова ведет сепаратные переговоры с Западом. Впрочем, может, это все-таки их совместная акция и Корнаков сознательно темнит — не хочет выпячивать личность Андропова? Логика в этом есть. Ведь на Западе к Юрию Владимировичу такое же отношение, как когда-то к Гиммлеру — он проходит по категории душителя свобод, инициатора создания психушек и тому подобного.

— Мы же с вами уже говорили об этом, — напомнил шефу их предыдущий разговор Бородин. — Исключать подобный сговор, конечно, нельзя, но уж слишком неуважительно вел себя «генерал Волков» по отношению к Андропову. Если бы он был с ним заодно, можно было это сделать и помягче. Все-таки тема возможной скорой смерти Юрия Владимировича — это явный перехлест.

Бородину было выгодно, чтобы его шеф поверил именно в эту версию — что Горбачев и его люди интригуют за спиной генсека.

— А если это собственная инициатива Корнакова, чтобы произвести нужное впечатление? В нашей работе порой и не на такое приходится идти.

— В любом случае установить это доподлинно мы с вами сейчас не сможем — слишком мало у нас было для этого времени. Именно поэтому я и предлагаю продолжить нашу деятельность по сбору информации об этих людях.

— Каких людях? — насторожился Шеленцов.

— Корнакове и Горбачеве, — ответил Бородин, хотя подумал еще и о третьем — полковнике Олеге Овсянникове.

— Но какова конечная цель этого сбора информации? — продолжал вопрошать Шеленцов.

— Наше будущее, Вилен Игнатьевич. Нам надо понять, на кого в КГБ будет опираться Горбачев, если станет генеральным секретарем — на нас, «ближневосточников», или на «европейцев». Корнаков, как мы видим, именно из последних. Значит, он будет подтягивать своих, а также смежников — «американцев» во главе с Ивановым.

Бородин имел в виду генерал-лейтенанта КГБ Бориса Иванова — весьма влиятельного человека на Лубянке и в кремлевских верхах. В органы госбезопасности он попал в годы «больших чисток» — в 1937-м. Служил в войсках НКВД, участвовал в советско-финской войне. Затем служил в Вологодском НКВД, пока в 1949 году не попался на глаза знаменитому сталинскому чекисту Евгению Питовранову, который перевел его в Москву, в центральный аппарат. С этого момента Иванов стал работать на американском направлении. Он был резидентом в Нью-Йорке (1955–1959 и 1962–1964), начальником 1-го отдела (американского) в преддверии «Карибского кризиса» (1960–1962), а в 70-е фактически возглавлял Первое главное управление, курируя все Западное полушарие (США и Латинскую Америку). Он же был известен и тем, что побывал во многих «горячих точках»: принимал активное участие в событиях в Венгрии (1956), Чехословакии (1968), а также был одним из инициаторов ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979 года. Иванов участвовал в переговорах и подписании договоров OCB-I (1972), ОСВ-II (1979) и заключительного акта СБСЕ (1975). С 1982 года он возглавил группу консультантов при председателе КГБ СССР. От позиции этого человека многое зависело, поэтому за его расположение боролись как «европейцы», так и «ближневосточники».